Первым, в сопровождении охранника, из офиса вышел Хомченко. Голова низко опущена, смотрит под ноги. Судя по его виду — зверски избили, вышибли обычную самоуверенность.
Значит, получилось, обрадовался Федечка, выгнали негодяя! Остается получить деньги за акции и внести их в качестве залога. Отца освободят под подписку и они вместе додумают все остальное.
При виде жалкого, униженного недавнего полновластного хозяина «Империи» Лавриков не испытал жалости. Известный постулат: ударили тебя по правой щеке — подставь левую, не для современного бизнеса, его заменяет другой: заслужил — получай! А Хомченко заслужил самое жестокое наказание. Не только за распространение едучего самопала и никотиновой отравы — за убийство Петра Алексеевича.
Федечка вспомнил свою клятву: доказать его причастность к гибели Белугина и соответственно покарать. Изгнание из компании — первая фаза исполнения данного самому себе обещания. Вторая, заключительная — не за горами. Ибо молодой предприниматель уверен: Хомченко недолго пробудет «за кулисами», он вывернется, использует знакомства, отыщет новых покровителей и снова вынырнет на поверхность.
То удовлетворенные, то горькие размышления нарушило появление Кирсанова. Естественно, младшего.
Он выглядел каким-то напряженным. Губы сжаты, раскраснелся. Еще бы не раскраснеться! Федечка уверен: расправившись с Хомченко, Ольга Сергеевна долго поучала сына, внедряла в него умение разбираться в людях, отличать негодяев от честных и доброжелательных. А материнские поучения отскакивают от самолюбивого пацана, как горох от стенки.
Не глядя по сторонам, Иван пошел не к выходу из супермаркета — в кондитерский отдел. Успокаиваться, заедать горькое сладким. Взрослый мужчина предпочел бы алкоголь, пацан — конфеты.
Легкий шлепок по плечу возвратил Лаврикова в реальность.
— Извините за фамильярность, — невесть чему обрадовался Резников. — Успешное завершение любой операции положено отмечать. Поскольку я не особый любитель возлияний, отметим приятной беседой. Если не возражаете, проводите меня к машине.
Федечка не обиделся на панибратское отношение и не стал возражать. Адвокат вызывал симпатию. В чем-то он походит на Санчо, Такой же упитанный, веселый толстяк, любитель поболтать, оснастить беседу смешным анекдотом.
— Согласен.
Они медленно пошли в выходу. Резников восторгался обилием всевозможных товаров, умилялся кокетливыми продавщицами, их униформой, ловкими и умелыми кассирами. Короче, всем, что встречалось на пути.
Парковка буквально забита машинами — от навороченных джипов и «мерседесов» до скромных отечественных «москвичей» и «жигулей». Вдоль строя легковушек прохаживался недавний охранник. Михаил Ильич не забыл о данном обещании — настоятельно порекомендовал старшему новой охраны принять на работу уволенного парня.
Конечно, должность дежурного по автостоянке не идет в сравнение с должностью охранника в проходной. Но курочка клюет по зернышку. Не зря адвокат намекнул на непременное повышение.
Прогулявшись по парковке, убедившись в спокойствии и порядке, Олег снова возвратился в торговый зал. С тем, чтобы через четверть часа еще раз проверить доверенный ему «объект».
Резников и Лавриков остановилась возле двери, полюбовались разноцветными легковушками, обилием покупателей, безоблачным небом. Шаловливый ветерок то распрямлял фирменный флажок с эмблемой компании — буквой «И», то комкал его, превращая в обычную тряпку. Солнце не жарило — дарила тепло и радость.
— И жизнь хороша, и жить хорошо, — пропел весельчак. — А в нашей буче, молодой, кипучей и того лучше!
Федечка недоверчиво покосился на него. Он не особенно доверял людям, которые набиваются в друзья. Даже если они симпатичны ему. Познакомились всего-навсего полчаса тому назад и вдруг — «жиэнь хороша и жить хорошо». Кому как! Адвокату, может быть, прекрасно, а вот для молодого бизнесмена — не особенно. Получит он деньги за акции, опустошит счет в Альфа-банке, выкупит отца и останется при своих интересах. Вернее, без них. Еще вернее — нищим.
Резников будто будто подслушал скорбные мысли собеседника. Перестал смеяться, снова положил ему на плечо жалеющую руку. Федечка дернулся, но не отстранился. Иногда жалость не травмирует самолюбия, становится неожиданно приятной.
— Я так понимаю, дорогой господин Лавриков, вы все это затеяли фактически ради собственного разорения?
Ну, и что из этого, без раздражения, на удивление спокойно и доброжелательно подумал Лавриков. Акции, деньги — моя собственность, могу подарить, сжечь, закопать в огороде, съесть во время обеда. И никто не имеет права запрещать или осуждать.
Но все же ответил на прямо заданный вопрос. С пренебрежением нувориша, с затаенной насмешкой. В другое время и с другим человеком, если и не нахамил бы, то просто показал спину.
— Ну что такое в наших условиях разорение? Исчезновение с банковского счета миллиона, другого, не больше. Так что, пулю себе в лоб пускать или вешаться?
Адвокат не засмеялся и не ужаснулся. По роду деятельности, ему приходится сталкиваться и с неожиданно разбогатевшими людьми и с горюющими банкротами. А этот парень не радуется и не плачется — иронизирует. Или притворяется?
— Разорение ради отца? — Резников с любопытством продолжил «допрос»
— Бывает, когда самые серьезные бизнес-планы… как бы это выразиться… фуфло по сравнению с человеческой ситуацией. Ясно же, как в Божий день.
Неужели адвокат не понимает неуместности ковыряние в душе малознакомого человека? Пусть даже с добрыми намерениями. Ведь он — профессионал, как выразился Санчо, высокого полета. Скорей всего, сказывается общение с подзащитными преступниками, когда приходится выпытывать, казалось бы мельчайшие детали, на основании которых защитник выстраивает свои выступления в суде.
Но Федечка — не преступник и не ложно обвиняемый.
Наверно, Резников догадался о мыслях, осаждающих собеседника, и перешел на другую тему. С ловкостью циркового акробата.
— А были серьезные бизнес-планы? — полюбопытствовал он. — Или — мелочевка, постыдная для настоящего бизнесмена?
Обидное замечание снова не вызвало ответного раздражения.
— Мелочами не занимаюсь. Были, да еще какие! Дух захватывает!
В мире бизнеса откровенность не приветствуется, она сродни поражению. Но адвокат — не конкурент и не агент уголовки, от него нельзя ожидать подвоха или предательства. И Федечка открылся. Конечно, не полностью — с самого края. Дескать, имеется хлипкий заводик, который он желает реконструировать и обновить, превратить в выгодное предприятие. И нужна для этого смешная сумма: каких-нибудь пятьдесят лимонов. Сущий пустяк!
Резников не удивился и не порадовался грандиозным планам Молодого предпринимателя. Несколько минут задумчиво глядел на парковку.
— Видите ли, молодой друг, у меня младший братец — председатель правления маленького такого, почти декоративного банка. Но кредит может дать увесистый. Хотите переговорю, сведу?
Невероятная удача! Сам Бог послал этого адвоката! Теперь удастся и вызволить отца и завладеть окимовским заводом!
Правда, любой московский банк охотно выдаст кредит надежному клиенту. Но под дикие проценты. А «декоративный» банкир не станет обдирать, как липку, человека, рекомендованного братом. Постесняется.
Резников терпеливо ожидал. Он не сомневался — «рыжик» согласится. Слишком выгодные условия предложены, от них может отказаться либо полный идиот, либо сверхбогач. Михаил Ильич думал сейчас совсем о другом: откуда у опытного адвоката появилась глупая по нынешним временам тяга к благотворительности, чем покорил его этот мальчишка?
Задавал себе эти вопросы и не находил ответов. Да и нужны ли они, когда парень явно радуется, а приносить людям радость — уважать себя. Ох, до чего же нужно любому человеку уважение окружающих — друзей, знакомых, даже врагов! Особенно адвокату.