— Вы выиграете процесс?
— О, конечно! Адам вздохнул.
— Врунишка… — Его пальцы разжались. — Береги себя, брат… — едва слышно прошептал он, и глаза его закрылись.
Джоша захлестнула волна паники. Он вытер слезы. Но Адам все еще дышал. Он просто спал. Очень мирно.
ГЛАВА 089
Объясняя вынесенное им постановление, судья простуженно кашлял. Главными его слушателями были Алекс Барнет, Боб Кох и Альберт Родригес.
— Как видите, — говорил он, — я принял решение, что, хотя компания «Биоген» действительно обладает правом собственности на клетки мистера Барнета, она не имеет законного права изымать эти клетки из тел индивидуумов — живых или мертвых, включая и самого мистера Барнета. И тем более они не могут быть изъяты из тел его близких или дальних родственников. Любое другое решение противоречило бы 13-й поправке к Конституции США, запретившей рабство во всех его проявлениях.
В своем постановлении я отмечаю, что данная ситуация возникла в результате путаницы в решениях предыдущих судебных инстанций относительно того, что представляет собой право собственности в биологическом контексте. Первопричиной этой путаницы стало, главным образом, мнение, что ткани, удаленные или изъятые из тела человека, например, в результате хирургической операции, являются биологическими отходами и, следовательно, он в них больше не нуждается. Взять, к примеру, мертворожденное дитя. Мы не смеем отрицать, что мать и другие родственники могут испытывать по отношению к нему сильную эмоциональную тягу и желают распорядиться им по собственному усмотрению: похоронить, кремировать или передать его ткани для исследований, чтобы, возможно, помочь другим.
Мнение, согласно которому больница или врач могут распоряжаться мертворожденным ребенком, как им будет угодно, на том лишь основании, что он находится вне тела матери и якобы представляет собой «биологические отходы», является необоснованным и негуманным.
Аналогичная логика применима к случаю с клетками мистера Барнета. Даже при том, что они изъяты из его тела, он будет по-прежнему — и с полным правом! — считать их своими. Это чувство не исчезнет у него только потому, что суд, руководствуясь какими-то юридическими теориями, впихнул его дело в прокрустово ложе судебных уложений. Человеческие чувства неподвластны решениям суда. А именно так нередко пытались поступать мои коллеги в ходе предшествующих судебных разбирательств.
Одни суды, разбирая дела о человеческих тканях, рассматривали их как отходы. Другие — как необходимый для исследований материал, сродни книгам, которые ученый берет в библиотеке. Третьи смотрели на извлеченные ткани, как на оставленную владельцем собственность, которую при определенных обстоятельствах можно использовать, не спрашивая разрешения у владельца. Так поступают с чемоданом, брошенным в камере хранения и невостребованным впоследствии. По прошествии определенного времени ячейку вскрывают и ее содержимое продают. Некоторые суды пытались сохранить баланс между требованиями соперничающих сторон и приходили к выводу, что важность проведения научных исследований во благо общества перевешивает «эгоистичные притязания» отдельных индивидуумов, заявляющих свои права на свои же ткани.
Каждый из этих примеров вступает в конфликт с упрямой природой человека. Наши тела — наша личная собственность. В каком-то смысле владение собственным телом является наиболее фундаментальной формой собственности из всех нам известных. Это — основа нашего существования на этом свете. Если суды не поймут этой основополагающей истины, их решения будут несостоятельны, как бы безупречно они ни выглядели с точки зрения юридической науки.
Вот почему, когда человек отдает ткани врачу для проведения научных исследований, — это вовсе не то же самое, что подарить книгу библиотеке. И никогда таковым не будет. Если впоследствии врач или научное учреждение, где он работает, захотят использовать эти ткани для каких-либо иных целей, они должны будут испросить у донора разрешение на это. Примеры можно приводить бесконечно. Точно так же, как редакции журналов уведомляют вас о том, что заканчивается срок вашей подписки, университеты могут ставить вас в известность о том, что хотят использовать ваши ткани в каких-то новых целях.
Нас убеждают, что это затормозит исследования в области медицины, но истина заключается в обратном. Если университеты не признают, что люди на протяжении всей жизни сохраняют вполне объяснимый эмоциональный интерес к судьбе своих тканей, это приведет к тому, что они вообще перестанут отдавать их науке. Вместо этого они попросту станут продавать их коммерческим организациям. А адвокаты сдуют пыль с документов, которые позволяют университетам использовать в любых целях не более чем анализ крови пациента, если с ним не заключен официальный контракт, предусматривающий иное. Пациенты — не дурачки, а их адвокаты — тем более.