— Вы можете его вылечить?
— На сегодняшний день эффективных методов лечения не существует.
— А хоть какие-нибудь существуют?
— Только болеутоляющая и поддерживающая терапия: массаж, витамин В…
— Но лекарств нет?
— К сожалению, нет, Джек.
— Что вызывает эту болезнь?
— Это мы как раз знаем. Пять лет назад группа ученых под руководством Эндерса из Исследовательского института Скриппса выделила ген BRD7A, ответственный за выработку белка, который восстанавливает миелин вокруг нервных клеток. Они выяснили, что точечная мутация гена вызывает у животных парез Вогельмана.
— Черт, вы хотите сказать, что у меня болезнь, вызванная каким-то генетическим нарушением?
— Да, но…
— Как давно был выделен этот ген? Пять лет назад? Тогда можно попробовать замену гена, чтобы в организме вырабатывался здоровый белок.
— Замена гена является довольно рискованной формой терапии.
— А у меня есть выбор? Сколько времени у меня осталось?
— Это сложно сказать наверняка, но…
— Примерно?
— Возможно, четыре месяца.
— Иисусе! — У Ватсона перехватило дыхание. Он вытер ладонью лоб и глубоко вздохнул. — Вот, значит, как обстоит дело. Тогда давайте попробуем заменить ген. Прошло пять лет, у них должен быть протокол.
— У них его нет, — сказал Роббинс.
— У кого-то должен быть.
— Нет. Скриппс запатентовал ген и передал его по лицензии компании «Бейнарт Бангхофф», швейцарскому фармацевтическому гиганту. Это была часть пакетного соглашения по двадцати наименованиям, из которых BRD7A считался далеко не самым важным.
— О чем вы говорите?
— Компания «Бейнарт» назначила очень высокий размер выплат за использование гена.
— Почему? Это же сиротская болезнь! [20] Какой в этом смысл?
Роббинс пожал плечами.
— «Бейнарт Бангхофф» — большая компания. Кто знает, чем они руководствуются, принимая то или иное решение! Их отдел лицензирования устанавливает размер выплат за восемьсот генов, которые они контролируют, и в этом отделе работает сорок человек. Чистой воды бюрократия. Но установление ими высоких размеров выплат — их обычная практика.
— Боже милостивый!
— Поэтому в течение последних пяти лет ни одна лаборатория мира не работала над этим заболеванием.
— Господи…
— Слишком дорого, Джек.
— В таком случае я куплю этот чертов ген!
— Не выйдет. Я уже выяснял. Он не продается.
— Все продается.
— Любая продажа, осуществленная «Бейнхартом», должна быть одобрена Скриппсом, а подразделение Скриппса, занимающееся трансфером технологий, ни за что не одобрит…
— Не волнуйтесь, я это я возьму на себя.
— Вообще-то да, у вас это может получиться.
— И перенос гена я тоже организую. Для этого мы создадим специальную группу на базе этой клиники.
— Мне бы очень хотелось, чтобы это получилось, Джек, но перенос гена — крайне рискованная процедура, и сегодня за это не возьмется ни одна лаборатория. В тюрьму за неудачный перенос гена еще никого не посадили, но было много случаев, когда пациенты умирали, и…
— Фред, взгляните на меня!
— Вы могли бы сделать это в Шанхае.
— Ни в коем случае! Только здесь!
Фред Роббинс прикусил губу.
— Джек, вы должны взглянуть в лицо реальности. Шансы на успех составляют менее одного процента. Если бы с геном работали на протяжении последних лет, у нас были бы результаты опытов на животных, вирусные исследования, иммунодепрессивные протоколы — все то, что повысило бы ваши шансы. Но то, что вы предлагаете, — это стрелять с бедра…
— На большее у меня просто нет времени. Только стрелять с бедра.
Фред Роббинс с сомнением покачал головой.
— Сто миллионов долларов, — сказал Ватсон. — Вне зависимости от результата. В Аркадии есть частная клиника, проведите процедуру там. У нас либо получится, либо нет.
Фред Роббинс снова грустно покачал головой.
— Мне очень жаль, Джек. Очень жаль.
ГЛАВА 094
Под потолком прозекторской один за другим вспыхнули несколько рядов ярких ламп. «Впечатляющее начало!» — подумал Горевич, державший в руке любительскую видеокамеру. Человек в белом халате выглядел внушительно и даже грозно: седые волосы, очки в проволочной оправе, жесткий взгляд. Это был ученый с мировым именем, знаменитый анатом, специализирующийся на приматах, Йорг Эриксон.
— Доктор Эриксон, чем мы сегодня занимаемся? — спросил Горевич.