Ровак развел руками:
— Что поделать, любит Моцарта. Они вошли в боковую комнату меньшего размера. Из стеклянного потолка падал столб мягкого солнечного света, по центру стояла клетка, а в ней сидел молодой шимпанзе размером примерно с четырехлетнего ребенка. Морда шимпанзе была более плоской, нежели обычно бывает у его сородичей, а кожа — бледной, но это был шимпанзе.
— Привет, Дейв, — сказал Ровак.
— Привет, — хрипло ответил шимпанзе. Он повернулся к Генри:
— Ты моя мама?
Генри Кендалл утратил дар речи. Он открывал рот, но слова не шли из горла.
— Да, — ответил Ровак, — он твоя мама. — Затем, обернувшись к Кендаллу, он сказал: — Его зовут Дейв.
Шимпанзе молча смотрел на Генри. Просто смотрел, сидя в клетке и ухватившись руками за большие пальцы ног.
— Я понимаю, для тебя это шок, — заговорил Ровак, — а представь себе, что чувствовали мы здесь, когда это обнаружилось. Ветеринара едва инфаркт не хватил. Никто и понятия не имел о том, что он какой-то особенный, пока вдруг анализ на сиаловую кислоту с какого-то перепугу не дал отрицательный результат. Анализ повторяли снова и снова, полагая, что это лабораторная ошибка. Оказалось, нет, не ошибка. А примерно три месяца назад он заговорил.
Генри вздохнул.
— Он говорит хорошо, — продолжал Ровак. — Иногда ему не очень дается согласование времен, но, с другой стороны, его ведь никто не учил. Более того, он скрывал от всех эту свою способность. Хочешь, я выпущу его?
Генри колебался.
— А он не… га…
Шимпанзе подчас могли быть весьма агрессивны и, находясь в дурном расположении духа, даже маленькие умели демонстрировать скверный характер.
— О нет, уверяю тебя! Он очень мил и послушен. Ведь в конечном итоге он не совсем шимпанзе. — Ровак открыл клетку. — Иди сюда, Дейв.
Дейв выбрался наружу — осторожно, нерешительно, как человек, которого выпускают из тюрьмы. Казалось, что вне пределов клетки ему не по себе. Он перевел взгляд на Генри.
— Я буду жить с тобой?
— Не знаю, — ответил тот.
— Я не люблю клетку. — Шимпанзе взял Генри за руку. — Мы можем пойти поиграть?
Они направились в игровую комнату. Первым шел Дейв. Генри спросил:
— Это входит в распорядок?
— Да, он играет примерно по часу в день. Чаще всего с ветеринаром, иногда со мной.
Дейв подошел к игрушкам и принялся выкладывать из них геометрические фигуры — сначала круг, потом квадрат.
— Я рад, что ты приехал повидаться с ним, — сказал Ровак. — Мне кажется, это важно.
— Что с ним будет?
— А ты сам-то как думаешь, Генри? Все это незаконно, как куча дерьма на лужайке перед Белым домом. Трансгенный высший примат! Ты знаешь, что скрещивать шимпанзе и человека пытался еще Гитлер? И Сталин, между прочим, тоже! И вот смотри, какая вырисовывается картина: Гитлер, Сталин, а теперь — американский ученый из НИЗ. Ну уж нет, друг мой!
— Так что же вы…
— Это — результат полностью незаконного эксперимента. Он должен быть уничтожен.
— Ты шутишь?
— Генри, — заговорил Ровак, — ты находишься в Вашингтоне и видишь перед собой бочку с динамитом. Нынешняя администрация и так урезала финансирование НИЗ, а если станет известно об этом, — он кивнул на Дейва, — нас вообще посадят на хлеб и воду.
— Но ведь это необыкновенное животное!
— Оно незаконное, и всех волнует только это. — Ровак покачал головой. — Не будь сентиментальным, Генри. Мы имеем дело с несанкционированным экспериментом, а существующие правила четко говорят, что все подобные эксперименты должны быть немедленно прекращены, а полученные в ходе их результаты — уничтожены. Все, без исключений!
— А что вы, гм…
— Внутривенная инъекция морфия. Он ничего не почувствует. Тебе не о чем волноваться, мы все сделаем чисто и аккуратно. После кремации не останется никаких следов того, что все это вообще когда-либо существовало. — Ровак снова кивнул на Дейва. — Поиграй с ним немного. Мы ему уже надоели, а ты все же новый человек.
Сидя на полу, они играли в какие-то странные импровизированные шахматы, используя кубики вместо фигур, а Генри, исподтишка рассматривая Дейва, подмечал детали. Руки, пропорции которых были вполне человеческими, приспособленные для хватания ноги, которые могли принадлежать только шимпанзе, глаза с голубоватыми искорками и улыбку — не совсем человеческую, но и не совсем обезьянью.
— Весело! — сказал Дейв.
— Это потому, что ты выигрываешь.