— Я не знаю, как это объяснить, — призналась Линн и откинулась на спинку кресла.
— Это такое выражение, — пояснил Генри. — Фигура речи.
— А, понятно, — сказал Дейв.
Повисла тишина. Линн вздохнула, Генри похлопал ее но руке.
А потом Дейв спросил:
— У вас есть деревья? Я люблю лазать по деревьям.
В этот момент в дом вернулся Джеми.
— Эй, мам, мне нужно полотенце!
Он вошел в гостиную и уставился на шимпанзе.
— Привет! — сказал Дейв.
Джеми моргнул от удивления, но быстро пришел в себя.
— Привет! — вежливо ответил он. — Я Джеми.
— Меня зовут Дейв. У вас есть деревья, чтобы лазать?
— Конечно! Есть одно здоровенное дерево! Пойдем, покажу!
Джеми направился к двери, а Дейв вопрошающе посмотрел на Линн и Генри.
— Иди, — сказал тот. — Все в порядке.
Дейв спрыгнул с дивана и поскакал по направлению к двери следом за Джеми.
— А вдруг он убежит? — спросила Линн.
— Вряд ли.
— Потому что он — твой сын?
Дверь громко хлопнула. Со двора послышался пронзительный визг их дочери и крик: «Что это такое?!» Они услышали голос Джеми:
— Шимпанзе, и мы собираемся залезть на дерево.
— Где ты его взял, Джеми?
— Это папин.
— Он кусается?
Они не расслышали ответ Джеми, но увидели в окно, как закачались ветви дерева. Снаружи слышался смех и радостное щебетание.
— Что ты намерен с ним делать? — спросила Линн.
— Не знаю, — ответил Генри.
— Но он не может оставаться здесь.
— Это я понимаю.
— Я не разрешила взять в дом собаку, и уж тем более я не соглашусь на шимпанзе.
— Знаю.
— Кроме того, здесь для него просто нет места.
— Знаю.
— Вот ведь загвоздка.
Генри молча кивнул.
— Как это получилось, Генри?
— Это долгая история.
— Я слушаю.
Когда был расшифрован геном человека, объяснил Генри, ученые обнаружили, что геном шимпанзе почти идентичен человеческому.
— Разница между нашими видами, — сказал он, — составляет всего пятьсот генов.
Конечно, эта цифра обманчива, поскольку у человека и морского ежа также много общих генов. Более того, почти любое создание, живущее на этой планете, имеет десятки тысяч одинаковых генов с остальными. Иными словами, генетический фундамент, лежащий в основе каждой из форм жизни, во многом схож с другими.
Данное наблюдение пробудило огромный интерес к вопросу: чем определяются различия между разными видами. Казалось бы, пятьсот генов — это не очень много, но при этом шимпанзе и человека разделяет целая пропасть.
— Многие виды, — продолжал рассказывать Генри, — способны скрещиваться и производить на свет гибриды: львы и тигры, леопарды и ягуары, дельфины и киты, бизоны и домашние коровы, зебры и лошади, верблюды и ламы. Гризли и белые медведи иногда скрещиваются в дикой природе, производя на свет метисов, прозванных «гризбелы». Поэтому возник вопрос: способны ли человек и шимпанзе в результате скрещивания произвести на свет гибрид, который можно было бы назвать «человекозьяной». Похоже, ответ — отрицательный.
— Кто-нибудь пробовал это делать?
— Пробовали, и неоднократно, начиная еще с 20-х годов.
Но, пусть даже гибридизация оказалась невозможной, пояснил Генри, можно было пойти другим путем: ввести человеческие гены непосредственно в эмбрион шимпанзе, чтобы создать трансгенное животное. Четыре года назад, когда Генри в течение месяца занимался исследованиями на базе Национального института здоровья, изучая проблему аутизма, ему захотелось разобраться в том, какие гены определяют разницу в способах общения между людьми и человекообразными обезьянами.
— Потому что, — объяснил он, — шимпанзе общаются между собой. Они могут организовывать очень эффективные охотничьи партии, чтобы убивать мелких животных. Итак, общение есть, а языка нет. Как же они это делают? Так же, как аутисты. Это заинтересовало меня.
— И что ты предпринял? — спросила его жена.
В лаборатории, под микроскопом, он ввел в эмбрион шимпанзе гены человека. Свои собственные гены.
— Включая те, которые отвечают за речь? — уточнила Линн.
— Не только. Все.
— Ты ввел все свои гены?
— Видишь ли, — сказал он, — я не думал, что эксперимент закончится рождением детеныша. Я намеревался удалить плод на завершающей стадии.
— Плод, но не животное?
Если бы трансгенный плод оставался в чреве матери восемь или девять недель до самопроизвольного выкидыша, он развился бы в достаточной мере для того, чтобы его вскрытие позволило Генри продвинуться в понимании «речи» обезьян.