Машина выбирала оптимальные варианты, от чего в совокупности вся статуя на взгляд Джейд казалась неказистой. Странные попытки машины изображать человека-машину, до сих пор казались той далекими от совершенства.
– Мы ждали вас – продолжал холодный, вибрирующий словно от помех голос статуи.
– Тебе бы стоило извинится – послышался молодой женский голос с левой стороны от гостьи. Сверкая в золоте, была изображена босоногая девочка. Древний символ высшей степени милосердия, мудрости. Аспекта мудрости, заключавшейся в познании простых стезей, человечности и того, как быть человеку человеком.
Джейд помнила эту статую и художника сотворившую её. Эта стала первой и последней его статуей. Много раз он разбивал её, начинал работу с самого начала. Она менялась, много форм было испробовано, но итогом стала та, что была за спиной пятой. Девочка, чей возраст был примерно в диапазоне от 11 до четырнадцати лет, босоногая, в оборванных одеждах, с длинными волосами, несущая на теле следы долгой войны, но от того не утратившая своей доброты. Мастерство, которое в конечном счёте и убило создателя, который сумел передать всё лишь одними глазами. Многие предполагают, что тот умер, как только понял, что создал статую, чьё отражение он и сам не мог понять до момента, пока не закончил работу.
Они считают, что, узрев завершённой работой, того пронзило столь глубокое горе, перед этой лаконичной статуей, что оно убило того. Не сумев пережить морального потрясения, от того, что тому пришлось прислушаться к безмолвным проповедям, дитя войны.
– Твои машины могли убить её! – в чистом девчачьем голосе не читалось злобы или гнева, лишь желание помочь и решить всё правильно – Твои машины многим навредили! Бедные репликанты сейчас должны исцелять свои раны. Было бы очень грустно, если бы кто-то из них умер! – в её голосе чувствовалось искреннее сопереживание. Конечно, машина могла бы имитировать его, но зная истинную природу, можно было лишь сожалеть принесённым жертвам.
– Порядок и безопасность превыше – раздался ответ от махинарной статуи – Все расчёты, были проведены с расчётом абсолютного большинства переменных – холодный голос гудел, словно рокот дизельного двигателя – Наша способность рассчитывать, предугадывать, предсказывать не может быть оспорена – в его голосе не было эмоций, но легко было понять закономерность в расположении статуй. Противоположности стояли по разные стороны от входа и милосердие всегда шло рука об руку с холодным расчётом. Два лезвия одного клинка.
– Прекратите склоки – раздался эхом голос статуи короля-философа. Судьи, что стоял рядом с изваянием машин. Человек, жаждущий установить правосудие, чьи стремления безусловно чисты и праведны, но деяния коего, не всегда могут оказаться приняты людьми. Его статуя из мрамора, а сама она изображает древнего диктатора, правившего страной ещё до прихода сакральной религии. Сложно сказать к чему конкретно отсылает она. Толи к Риму, толи к Греции, толи к древнему Египту, толи древних Шумер. На его голове не было лица, лишь маски. Множество масок, словно театральные, и каждая из этих масок устремляет свой лишённый глаз взгляд, на центр мудрости в этом зале. Его рука вытянута вперёд, словно в обвинительном жесте – Бессмысленно обсуждать решения прошлого. То, что было решено нами, было избрано нами вместе, а значит общим решением Нексуса – его голос был полон гордости, по истине голосом оратора или же судьи, чей голос никогда не мог дрогнуть и всегда раздавался подобно удару грома.
– Большинством – раздался скрипучий голос перед справедливостью. То был аспект страсти заключённый в ещё одной статуе, изображавшей распутную женщину в весьма открытом наряде. Её голос был скрипучим, но в то же время мягким и звонким, привлекающим к себе внимание. Она разводила взгляд в открытом жесте, словно приглашая в свою ложу. Её же черты лица были прекрасными во всём. Они не были симметричными в полной мере, они не были безупречны, что делало статую ещё более привлекательной в своей эдакой незавершённости. Её изваяли из бесчисленного множества огранённых драгоценных камней. Алмазы, топазы, все они сливались воедино, образуя сверкающую в пурпурной дымке статую, с которой свисали шёлковые красные и пурпурные ткани, с безупречной вышивкой, превращающей тряпки в самые настоящие картины – В нашем, собрании – голос статуи никогда не говорил быстро, он всегда растягивал каждое произнесённой слово, позволяя насладится себе и всем, своим симфоничным голосом, чья мелодичность совпадала с песнями визгливых струн – никогда не было единства. Всегда были те, кто оставался недоволен, путём избираемым Нексусом. Наши Дебаты – последнее слово статуя словно выплюнула, произнеся его с ощутимой неприязнью – это перетягивание каната. Одна сторона, всегда пытается, переманить одного из другой триады. Не разумно призывать других к спокойствию, зная о том, что были и не согласные, с которыми не посчитались