Давно, лет десять назад. Когда Алексу Крембою вздумалось эксгумировать отца, погибшего во время…
Можно об этом? Можно.
Серая кожа, тонкие полоски мышц под ней, выступы костей и несколько колотых, почерневших ран в районе живота.
Отец Алекса Крембоя пах пылью и травой.
У него был очень тонкий нос и веки — словно к ним прижали по грязному пальцу.
Он лежал на хирургическом столе, неестественно-худой, с ввалившимися щеками и казался спящим. Они сломали об него несколько пилок.
Он трясся под ударами долота.
Вскрыли грудину. Вскрыли череп. Усохший мозг был тверд как камень. Колотые раны на животе уходили в гнилую пустоту, к позвоночнику.
Что там можно было найти?
И, интересно, что пришлось сделать Алексу за это желание?
Мама, папа, подумал Виктор, спите спокойно.
Он ступил на дно полуметровой ямы. Хватит? Нет, мелковато.
— Виктор, вы не устали? — спросила Вера.
Ее светлое платье потемнело от пота на груди, прилипло, обрисовало, давая простор воображению. Виктор поневоле задержал взгляд, качнул головой:
— Нет. Вы посидите, если тяжело, а я тут сам.
Секунду, две они смотрели друг другу в глаза.
Он уловил промельк какого-то жадного, животного чувства, затем смущение, затем горечь. Вера изогнула губы в непонятной улыбке.
— Извините.
— Ничего, — сказал Виктор, вонзив лопату в землю.
— А почему ничего? — Вера опустилась в траву. — Вы же не знаете, почему я извинилась.
— Не знаю, — согласился он. — потому и выбрал нейтральную реплику. Видимо, вам есть за что извиняться, хотя я и не чувствую этого в себе.
Женщина улыбнулась.
Ее лицо сквозь качающиеся стебли казалось непостоянным, меняющимся — игра травы, игра теней. Вспыхивали и темнели глаза. Ломался овал.
— А я, знаете, не любила отца, — с вызовом сказала Вера. — Он принял это… этот голос всем сердцем.
— Вера, — тихо, предостерегающе, произнес Виктор.
— А мне не страшно, — рассмеялась она. — Пусть, пусть. Он уже мертв, и мы все…
Не договорив, она скорчилась, ее не стало видно, а темные, с рыжинкой волосы слились с травой.
Несколько секунд ничего, кроме шороха стеблей, слышно не было.
— Вера, — позвал Виктор.
Он постоял, опираясь на черенок лопаты и не решаясь шагнуть из ямы, затем услышал:
— А мне сейчас хорошо, Виктор. Вроде и наказана, а все равно легко. И дышится. Все время ждала окрика, всего боялась…
Вера говорила чуть хрипловатым голосом.
По движению травы он уловил, что она раскинула руки.
— Эти советы, эти можно-нельзя… Будто злобный карла приставлен… Знаете, почему он все время нас одергивает?
— Почему?
Это не Виктор.
Это его губы сложились в вопрос. Сами. Он был ни при чем.
Вера приподнялась, разглядывая его сквозь коричнево-рыжие, с прорехами, волны.
— Потому что ничего другого не может. Не способен.
— А желания?
Вера зашлась смехом.
— Разве это желания? Вы сами-то, Виктор, разве не видите, что он не исполняет ничего, а только разрешает. Дозволяет, мол, можно теперь.
Она закашлялась. И будто каркнула:
— Никаких чудес!
Виктор наморщил лоб.
— Я не знаю, — сказал он, прислушиваясь к себе, — думаю, это не так просто. Давайте поговорим об этом позже, если будет возможно?
— Боитесь?
Виктор кивнул.
— Боюсь.
Вера замолчала, и у него появилась возможность вновь заняться могилой. С полчаса он, зарываясь все глубже и глубже, махал лопатой и рассыпал землю.
Земля пахла пряно и дышала теплом.
Виктор вспотел. Комбинезон включил теплообменник, но стало едва ли прохладней. Издыхала умная одежда. Левый аккум вытек еще десять лет назад, а правый периодически перегревался. И заменить нечем.
Такое форматор уже не потянет.
Царапнув черенком о стенку, Виктор копнул в последний раз, занес и опрокинул лопату, и с трудом, налегая грудью, вытолкнулся из ямы. Побалансировал на краю, уперся носком, коленом, ухватился за стебли. Вылез.
Свалиться обратно было бы стыдно.
— Что? Уже? — поднялась из травы Вера.
— Да, давайте, — Виктор подошел к мертвецу и взял его подмышки.
Вместе они сволокли труп к могиле, затем Виктор опустил его ногами вперед. Мертвец вдруг раскрыл глаза и вяло зашевелился на дне ямы. Сел, подтянул ноги. На пустом, обращенном вверх лице появилась улыбка.
Вера судорожно вздохнула.
— Возьмите, — подал ей лопату Виктор.
Несколько минут они забрасывали могилу свежей землей. Мертвец с улыбкой подгребал ее к себе, пока мог.
Затем дошло до груди, до шеи, до рта, до носа. До глаз. Скрылась ссадина на темени. Напоследок мертвец словно решил устроиться поудобнее — земля вспухла от движения, осыпалась, открылась часть головы, ухо с застрявшим в нем камешком.