— Теперь ты чувствуешь себя по-другому, когда у тебя есть я? Теперь, когда из своей дочери ты неожиданно сделал жену? Тебе хуже, ты чувствуешь себя более безнравственным человеком или преступником? Похоже на это. Продолжай! Тебе только нужно справиться в паре десятков книг, в любом количестве законов, чтобы прийти к такому ценному заключению…
Ты поверишь этому. У меня такое чувство, что, если я только тебе позволю, ты будешь думать таким образом. Я никогда не найду тебя вновь укрывшимся в комнате прислуги, но ты будешь висеть на волоске, осмелюсь сказать…
Не знаю, почему я так резка. Да, знаю, что я боюсь, боюсь потерять тех, кто показал мне, что такое любовь, Мориса и Директрису, и боюсь быть кем-либо покинутой.
И сейчас, если бы мне пришлось потерять отца, было бы еще хуже, как при смертельном рецидиве болезни, в исцеление которой веришь.
— Почему ты играешь в эти игры, Нея? — спрашивает отец. — Нет, действительно, я не считаю, что изменился. Но фактом остается то, что я нарушил основной закон. Я не могу и не буду отрицать этого, особенно перед тобой…
— Ладно, ты не прав, ты не единственный, кто нарушил закон. Я нарушила, я одна… С моей точки зрения, я никогда не совершала более добровольного и вместе с тем преднамеренного поступка. Даже еще до того, как войти в этот дом и встретиться с тобой лицом к лицу, я обещала себе, что если ты не откажешься от меня, то возьму тебя в постель. Это было навязчивой идеей. Для этого была причина, и этой причиной был и остается Морис. Морис, которого я отправила в тюрьму по фальшивому обвинению.
Отец садится и хватает меня за плечи.
— Значит, твоя мать была права. Внутри у тебя темнота, что-то жуткое…
— Нет, папа, я так не считаю: тем скрытым царством жестокости, в котором я барахталась, был ад, созданный вами обоими. Вы оба были подстрекателями моих преступлений. Морис, подобно тебе, думал, что он, взрослый мужчина, нарушил закон, переспав с юной девушкой. Может быть, так оно и есть. Но этот закон не существовал для меня. Напротив, он существовал, когда Морис покинул меня в беде, как брошенного ребенка, сироту, хотя и сделал меня своей женой, изнасиловав. Я хотела наказать его за такое дезертирство. Очевидно, я была не права. Так называемый нормальный ребенок, конечно, не будет вести себя подобным образом. И несомненно то, что такой дерзкий поступок был тяжелым ударом, который, однако, помог Морису возвыситься.
— Значит, это ради Мориса ты решила таким образом — спокойно, холодно — обольстить своего отца?
— Да… или скорее нет, ты должен понять меня. У меня никогда не было большей радости, чем та, которую я испытала после приезда в Париж, возвращая тебя тебе… и мне.
В первый вечер, когда я увидела тебя таким красивым в ванне, так мало изменившимся со временем — какую радость я испытала, восхищаясь твоим изумительным пенисом, органом, из которого я когда-то выпрыгнула! Какая тайна и волшебство! Отец, больше не существует вопроса о Морисе: я хотела того, чего желала, то есть тебя. Но если я вынуждаю тебя судить меня (которую ты можешь считать чудовищем) и себя (который, как ты знаешь, не такой), я попробую доказать тебе нашу невиновность.
Ни ты, ни Морис, ни я не виновны ни в чем. Ни жизнь, ни судьба, ни люди. Совсем просто, вины нет, только любовь.
Маленькая девочка решила отомстить, девочка-лгунья, девочка, которая познакомилась с жестокостью ужасных размеров и допустила дьявольский, балансирующий на грани садомазохизма акт любви — да, эта девочка была виновна. Но, повторяю, это ты и твоя мораль довели ее до такого.
Что бы ты сделал, если бы я сказала правду? Я лишилась невинности с женихом своей сестры. «Я люблю его, я хочу принадлежать ему, любить только его, а если он хочет, то и мою сестру тоже, отдайте меня ему в качестве второй жены…» Что бы ты сказал тогда? Что бы сделал? Ты тут же отправил бы меня в Лаклэрьер… Ладно, правда, что я никогда не обвинила бы Мориса несправедливо. Но именно ты и люди, подобные тебе, в придачу к собственному соучастию Мориса отправили его в тюрьму. Я все-таки была лишь подмастерьем, я едва ли знала правила вашей игры… Сегодня, ложась с тобой в постель, при помощи такой политики, как любовь, я хотела наполнить тебя любовью и, занимаясь любовью с тобой, рассказать тебе всю подноготную того, что случилось между Морисом и мной.
— Но почему, Нея? Было ли действительно необходимо так далеко заходить со мной?
Я не хочу отвечать сразу; снова подвигаюсь ближе к отцу, кладу голову ему на плечо. Снова я обнимаю руками его тело, прижимаю свое тело к его и шепчу: