Эта интендантская обстоятельность, переживающая всех и вся, была сейчас оскорбительной.
«Ну при чем здесь чехол к фляге? Ну кому он сейчас нужен?»- она раздраженно перевернула листочек. Конечно, хорошо бы написать младшему сержанту письмецо. Но санитары ждут, а ей самой пора к раненым, которые лежат у подножия кряжистого, двуствольного дуба.
Она продолжала судорожно листать красноармейскую книжку и пятнала слезами отсыревшие странички, сплошь заполненные каким-то печатным текстом. Но вот на глаза попалась чистая, без текста, страничка с рубрикой наверху: «Домашний адрес; фамилия, имя и отчество жены или родителей».
Она вспомнила, что он - круглый сирота. Дрожащей рукой зачеркнула «или родителей» и написала на чистой страничке: «Легошина Галина Ивановна».
А под этим указала номер своей полевой почты.
Впервые в жизни она назвалась женой, да еще самозванно! Незабудка взглянула на свою запись и огорчилась. Такой корявый почерк, точнее сказать, - каракули. Но она все-таки надеялась, что потом, когда младший сержант поправится, выпишется из госпиталя и найдет в своей красноармейской книжке эту запись, он разберет, узнает, - а не узнает, так угадает, почувствует! - ее руку.
«Вот, наверно, удивится, что меня зовут Галей!»
Она с детства помнит, что знакомые, соседи удивлялись и даже попрекали родителей - как это Легошиных угораздило назвать Галкой свою беленькую, голубоглазую девчушку!
Она еще раз пощупала пульс, облегченно вздохнула и, не вставая с колен, поцеловала в твердые, безучастные губы того, кого назвала своим мужем. Наконец, она поднялась и кивнула санитарам, которые, как по команде, смущенно кашлянули.
Они стали невольными свидетелями этого расставания. Вот, оказывается, кому Незабудка отдала свое сердце! Никто и не подозревал, что между ними такая любовь - простилась с младшим сержантом, как невеста с женихом, как жена с мужем.
Санитары зашагали к Неману, и вскоре носилки скрылись за дубками.
Незабудка потерянно оглянулась - все вокруг осталось, как было. И не потемнело небо, не покачнулась земля под ногами, не застыла неподвижно вода в Немане, не опали листья на дубах! И она пережила все это! Только сердце ныло, ныло, ныло,
как рана к непогоде. А вообще наступит ли теперь когда-нибудь для нее хорошая погода?
Она увидела справа далекую линию телеграфных столбов, шагающих вдоль Немана, и безотчетно поискала глазами тор самый столб, к которому прислонилась тогда, - провода оборваны, а гудит, как живой. Вот и с пей приключилась такой же история - все прожилки, все нервы оборваны, все в ней одеревенело, а сердце гудит, как живое.
Она шла по кромке дубравы, вдоль телефонного провода. Еще недавно провод был серым, а сейчас, в предчувствии утра, все расцветилось, и она увидела, что оплетка провода красная. Может, уже кто-то другой называл себя «Незабудкой» и прижимал наушники, но для нее провод стал безжизненным, - никогда больше этот провод не будет согрет теплом его голоса.
С трудом ступала она в своих легких сапожках, сшитых по ноге. Она шла сгорбившись, будто подымалась в крутую гору или шла против сильного ветра. И слезы, слезы, непрошеные и давно забытые слезы текли по ее щекам.
