— Почему ты не… — начала было Алана.
— Я не знал, что не смогу открыть свое собственное письмо «Милый Джон», — резко перебил Раф. — Я не мог заставить себя прочитать слова, описывающие твое счастливое замужество, удачную карьеру, прекрасного мужа, нежного любовника. Я не мог читать приговор, вынесенный моей мечте твоей собственной рукой, мечте, которая сохранила мне жизнь, когда меня мучили такие боли, что сама смерть казалась верхом блаженства.
Алана покачала головой. Слезы лились из-под ее плотно сомкнутых век. Сдавленно вскрикнув, приникла она головой к груди Рафа и обняла его так сильно, что заболели руки. Ей была непереносима мысль о том, что любимого пытали, а он мечтал о ней и выжил только потому, что любил ее.
А затем вернулся домой, чтобы узнать о ее замужестве.
— Что было в письме? — спросил Раф. Его голос прозвучал настолько тихо, что едва был слышен из-за всхлипываний Аланы.
— Правда, — хрипло произнесла она. — Я собиралась оставить Джека. Став свободной, я думала опять написать тебе, если бы ты захотел этого.
— Но ты не ушла от Джека.
— Нет. — Она гневно выдохнула. — Когда я потеряла тебя во второй раз, то подумала, что все уже не имеет значения. Я вернулась к Джеку.
Его веки дрожали. Это было единственным проявлением боли, охватившей Рафа при мысли, что он отослал Алану назад к Джеку Ривзу.
— Но, когда я узнала, что ты жив, — продолжала Алана, — я не могла больше оставаться с мужем. Даже ради спасения карьеры. Мы жили врозь, но тщательно это скрывали. — Она медленно покачала головой, вспоминая прошлое.
— Но раздельного проживания было недостаточно, — прошептала она. — Ты не хотел меня, даже не позаботился о том, чтобы сообщить мне, что жив, но я все-таки должна была избавиться от поддельного брака. Я слишком долго жила во лжи. Когда ты был мертв, ложь не имела для меня никакого значения. Все было безразлично, кроме пения. Вот как я выжила, Раф. Я пела памяти человека, которого любила, не Джеку. Никогда не пела ему.
— И затем, — горько произнес Раф, — я вынес тебе на конверте смертный приговор и вернул письмо.
— Что?
Раф гневно выругался.
Алана была охвачена дрожью, она не понимала, почему Раф так сердит на самого себя.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Алана дрожащим голосом, стоило ей взглянуть в прищуренные глаза Рафа. — Почему ты называешь этот конверт моим смертным приговором?
— Он вернул тебя к Джеку Ривзу.
— Что…
— Ответ в твоих ночных кошмарах, — обрубил Раф ее вопрос.
Она внимательно смотрела в его глаза, искала в них ответ, но видела лишь себя, отраженную в прозрачной янтарности этих глаз.
— Откуда ты знаешь? — удивилась она.
— Это тоже есть в твоих видениях. — Раф поднял руки и нежно прижал их к ее лицу.
— Есть еще кое-что в этих шести днях, мой цветочек, — пробормотал он, ласково целуя Алану в губы. — Мгновение, когда ты увидела меня, узнала меня, повернулась ко мне.
Он опять поцеловал ее, на сей раз сильнее.
— Раф…
— Нет, — мягко возразил он. — Я рассказал тебе больше, чем хотели доктора. Но я подумал, это может помочь тебе узнать, что нечто другое, не только ужас, скрывается в этих шести выпавших из памяти днях.
12
Надолго повисла тишина, слышен был лишь стремительный звук далекого водопада.
Выражение лица Рафа ясно давало понять Алане, что вопросы бессмысленны. У него был такой же отсутствующий взгляд, с каким он рассказывал о том, как вел своих бойцов в пекло.
Но ее злило, что Раф что-то знал о шести страшных днях и не говорил ей об этом.
— Почему? — наконец спросила Алана. Ее голос прозвучал резко. — Почему ты не поможешь мне?
— Ты не знала, что Джек мертв. Люди сказали тебе, что он погиб. Это принесло тебе пользу?
Алана внимательно смотрела в топазовые глаза Рафа.
— Но… — начала она.
— Но ничего, — бесцветным голосом перебил он ее. — Разве известие о том, что Джек погиб, помогло тебе что-либо вспомнить?
Алана сжала кулаки.
— Нет, — ответила она.
— А пробуждение в госпитале раненной, истекающей кровью подсказало, откуда у тебя все эти увечья?
Тишина. Затем послышалось ее сдавленное:
— Нет.
— А чтение заметок о смерти Джека в каждой газете помогло тебе?
— Как ты узнал об этом? — прошептала она.
— Ты в чем-то очень похожа на меня, — просто ответил Раф.
— Но, если бы ты рассказал мне все, что знаешь сам, это помогло бы мне отделить реальность от кошмаров.
— Доктора придерживаются другого мнения. Они опасаются, что я могу рассказать тебе нечто такое, о чем ты не хочешь знать.
— Что?
— Я могу рассказать тебе, что твои ночные видения — это частички правды.
Скала, лед, ветер, что-то приподнимает ее, бросает ее в темноту, падает, она падает, а горы ждут ее внизу, ждут, чтобы изувечить ее: ненависть сжигает ее…
Алана негромко вскрикнула и сильно побледнела. Она обхватила себя руками, почувствовав, как зашевелился внутри холод кошмаров, как ужас и правда сковывают ее. Она закрыла глаза, словно желая отгородиться от видений.
Затем задумалась: а что, если эти воспоминания, от которых она отгораживается, реальность, которая преследует ее сквозь видения, правда, которая говорит ей: «Вспомни меня».
Раф потянулся к Алане, ему хотелось крепко обнять ее, успокоить.
Но лишь только его руки коснулись ее, как у Аланы тут же перехватило дыхание, и она отпрянула в сторону.
Раф мгновенно отдернул руку, но самообладание досталось ему нелегко: на скулах заходили желваки. Он взглянул на бледное лицо женщины, темные ресницы, на губы, имеющие идеальные очертания для улыбки, но вытянутые сейчас страхом в узкую полоску, на учащенно бьющуюся на шее жилку.