Алана знала только, что в какой-то момент она начала петь. Сначала ее песня была без слов: робкое сочетание голоса с нежными аккордами губной гармошки, гармоничное созвучие инструмента и певца. Они были связаны тоненькой мелодичной ниточкой, то один из них, то другой касался ее, но ниточка не обрывалась, напротив, она лишь крепче держала их, и каждый чувствовал уверенность от присутствия другого.
И затем голос Анны, как смелый жаворонок, взмыл ввысь. Он парил в вышине, менял направление на невидимых воздушных потоках, сам охваченный чувствами, он превращал их в благозвучную песню: красота настолько откровенная, настолько безупречная, что дрожь благоговейного трепета охватила Рафа. На мгновение вего губная гармошка смолкла. Затем он полностью, как и Алана, отдался музыке, неотступно следуя за сверкающей чистотой ее голоса, взмывая ввысь вместе с ним, разделяя ее восторженный полет прочь из темноты, ее прикосновения к солнцу. И наконец от песни не осталось ничего, кроме последнего звука, мерцающего во мгле, скользящего в лучах лунного света и нежном шепоте ветра.
Алана обхватила голову рукой и беззвучно заплакала. Раф нежно медленно гладил ее волосы, пока ее губы не уткнулись ему в ладонь и он не почувствовал, как слезинки скользнули между пальцами. Осторожными движениями он положил Алану на кровать рядом с собой, шепотом повторяя ее имя, почувствовал, как задрожало ее тело, стоило ей приблизиться к нему. Руки ее были холодными, когда она дотронулась до его лица, ее вновь охватила дрожь.
Раф немного подвинулся и смог высвободить спальный мешок, на котором лежал. Он расстегнул молнию и закутал Алану в мягкие складки. Когда он начал выбираться из кровати, она запротестовала и приподнялась. Он поцеловал ее холодные руки.
— Лежи спокойно, — произнес он. — Я зажгу огонь.
Но сначала мужчина закрыл дверь хижины, отсекая дорогу ветру. Он быстро двигался в темноте, не смущаясь отсутствием света.
Послышалось негромкое шуршание бумаги и шелест лучины для растопки, затем раздался глухой звук укладываемых в камин заранее заготовленных дров. Ярко вспыхнула в темноте спичка.
Алана сощурилась, задержала дыхание, ее вновь охватила дрожь. Лицо Рафа было похоже на грубую маску, выполненную из чистого золота, глаза напоминали раскаленные топазы, сверкающие под густой шапкой темных волос. Долгое время он и огонь наблюдали друг за другом, два существа, сотворенные из жара и всемогущего света.
С безмолвием и грациозностью пламени Раф повернулся к Алане, почувствовав, что она наблюдает за ним. Немного постоял, затем двинулся к ней, выражение лица было скрыто тенью.
Кровать скрипнула под тяжестью его тела, он сел и взглянул на ее лицо, освещенное отблесками пляшущих языков пламени. Глаза темные и одновременно сверкающие, на щеках румянец, губы изогнуты в некоем подобии улыбки. Прозрачными полосками света извиваются, струятся по ее волосам отблески пламени.
— Ты даже прекраснее, чем твоя песня, — прошептал Раф.
Кончик его пальца очертил контур ее губ, затем перебрался на изящную руку, что покоилась сверху на спальном мешке. Он взял ее и нежно потер между ладонями.
— Ты замерзла, — заметил Раф. — Сколько времени ты была на улице?
Алана попыталась вспомнить, как долго стояла она на опушке, но единственное, что казалось ей сейчас реальным, было тепло Рафа, проникающее в нее при каждом прикосновении.
— Я не знаю, — ответила она.
Раф молча тер ее руку, пока она не перестала казаться холодной на ощупь. Когда его пальцы перебрались к плечам, он неожиданно натолкнулся на тяжелую ткань халата, что был на ней. Он удивленно хмыкнул, затем рассмеялся.
— Так вот куда он исчез, — проронил Раф.
— Что?
— Мой банный халат.
— Твой? — удивленно воскликнула Алана. — Я думала, что это Боба. Рукава свисают до середины пальцев, подол волочится по земле и…
— …я сам такой щуплеиький коротышка, — закончил Раф, улыбаясь.
— Рафаэль Уинтер, — обратилась к нему Алана с раздражением и смехом в голосе, — ты ростом более шести футов и должен весить по крайней мере сто семьдесят фунтов.
— Ближе к ста восьмидесяти. — Удивившись, Алана оценивающе окинула взглядом ширину его плеч, вырисовывающихся в отблесках огня.
— Это вряд ли можно назвать параметрами щупленького коротышки, — заметила она.
— В том-то и дело. Ты единственная, кто продолжает считать, что моя одежда принадлежит Бобу,
Раф слегка шевельнулся, кровать под ним скрипнула. Алана затаила дыхание, почувствовав, что он придвинулся ближе.
— Ты сама такая маленькая, — произнес он. — Держу пари, ты испачкала весь подол. Если, конечно, ты не носишь шлепанцы на высоких каблуках.
— Нет. Дважды нет.
Раф взглянул на Алану. Отблески огня заиграли, мерцая, на его усах, когда губы тронула улыбка.
— Дважды? — переспросил он.
— Во мне пять с половиной футов. Совсем не маленькая. И я босиком.
— Босиком?
Вся веселость разом исчезла из его голоса. Раф перебрался на другой конец кровати и стянул с Аланы спальный мешок, чтобы осмотреть ее ноги.
— Тропинка отсюда до охотничьего домика усеяна стеклами, — произнес он. — Не говоря уже об острых камнях и корнях деревьев.
Он тихо выругался, когда увидел тонкие темные следы крови на ногах Аланы.
— Ты порезалась, — решительно произнес он. Алана пошевелила пальцами. Затем спрятала ноги под теплый спальный мешок. — Небольшие царапины, вот и все, — отмахнулась она.
Раф встал, подошел к плите, потрогал чайник, не остыла ли в нем вода. Он собирался сварить кофе, но, когда обнаружил на кухонной полке губную гармошку, забыл обо всем.