Она взывала к Рафу, снова и снова выкрикивая его имя, крики вырывались из самых глубин ее души, из любви к нему, которая была такой же частью ее существа, как и душа.
Джек смеялся.
Окоченевшая. Беспомощная. Пленница, прикованная к камню.
Унизительно было чувствовать себя такой беспомощной, осознавать, что за сжимавшим ее небольшим ледяным обручем был мир тепла и солнечного света, смеха и любви.
Но ни одно из этих ощущений не могло проникнуть к ней.
Холод.
Потоки ледяного дождя. Темнота и ветер, приподнимающий ее, отрывающий ее от…
— Нет, — резко произнесла Алана, отгоняя кошмары. — Здесь нет льда. Я в хижине. Я не лежу, связанная, около озера. Я не жду беспомощно, пока придет Джек и либо освободит, либо искалечит меня. Я не дрожащий крохотный осиновый листочек во власти холодного ветра. Я — Алана. Я — человек.
Ее тело судорожно беспрерывно дрожало.
— Вставай, — хрипло приказала себе Алана. — Вставай!
Медленно, скованно, с большим трудом поднялась она на ноги. Неуклюже двинулась к двери. Когда ей в конце концов удалось открыть ее, она увидела, что новый день разливается по каменным отрогам щедрыми потоками малинового света.
Алана пристально смотрела на разрушенную вершину Разбитой Горы, на разбросанные в беспорядке обломки раздробленной скалы, на высеченные в течение десятилетий бесчисленные миниатюрные горные порожки.
Она спустилась по ступеням вниз, на поляну. Ноги ее слишком замерзли и не ощущали острых камней. Она спешила к главному дому с одним желанием — одеться, прежде чем Боб встанет, увидит ее и начнет задавать вопросы, на которые у нее нет ответов, нет даже желания их выслушивать.
В спешке, спотыкаясь, Алана поднималась по ступеням дома. В какое-то мгновение ее парализовала мысль, что Раф может быть в доме, что она подбежит к нему, а он опять отвернется от нее, оставив ее одну, замерзающую.
Все как в кошмарах.
Нет, значительно хуже: в ее ночных кошмарах Раф не отворачивается от нее, он подходит и…
Алана застыла на пороге, открывая дверь.
Раф. В ее видениях. Как Джек.
Дрожа, внезапно покрывшись липким потом, чувствуя головокружение, Алана прислонилась к закрытой двери, задумавшись, было это воспоминанием, или видением, или жутким сочетанием их обоих, что обрушилось на нее, окатив холодным потом.
Раф был на Разбитой Горе.
Он достаточно много сказал ей. Сказал, что рядом с ужасом, из-за которого она погребена под черной плитой беспамятства, было и мгновение счастья, когда она повернулась к нему.
«Неужели Раф сказал мне это, только чтобы помочь вспомнить? — молчаливо вопрошала Алана. — Неужели он использовал упоминание о счастье как единственную приманку для незаполненных страниц моей памяти, чтобы выманить меня из темных опасных глубин?»
Алана ждала, что вновь нахлынут воспоминания или кошмары, чтобы ответить на ее вопросы, освободить ее от них.
Но не появилось ничего, кроме учащенного сердцебиения, ощущения заложенности в ушах.
Лед, темнота и падение, она падала навстречу смерти, поджидавшей внизу!
Хрипло вскрикнув, Алана вырвалась из плена видений. Она открыла дверь дома и поспешила к узкой лестнице на второй этаж. Она натягивала на себя одежду наобум, заботясь лишь о том, чтобы согреться.
Огненно-рыжий свитер лишь сильнее оттенял прозрачную бледность ее лица и темные круги под глазами. Она яростно потерла свои щеки, пытаясь вернуть лицу краски.
Это не помогло. Глаза были по-прежнему слишком темные, слишком дикие, почти лихорадочные в своей яркости. Она выглядела хрупкой и немного диковатой, как будто готова была улететь прочь от одного неосторожного слова или прикосновения.
Внезапно Алана решила, что найдет Рафа. Она найдет его и потребует, чтобы он рассказал все, что знает.
— К черту напутствия доктора Джина, все его слова о том, что может помочь или помешать мне вспомнить происшедшее, — гневно шептала Алана. — К черту все, что другие считают полезным для меня. Я должна знать.
Неважно, насколько ужасна правда, она не может быть хуже того, что Алана переживает сейчас… Раф отвернулся от нее, ушел в ночь, никто не отзывался на ее крики, даже эхо.
Алана услышала какие-то звуки, доносящиеся из кухни. Она быстро спустилась вниз, решимость чувствовалась в каждой линии тела. Сейчас она предстанет перед Рафом. Она быстро бежала, спотыкаясь, чувствуя, как крики и воспоминания перехватили горло.
Но Рафа на кухне не было.
— Доброе утро, сестренка, — приветствовал ее Боб, когда она вошла.
Он стоял к ней спиной, доливал воду в кофейник, но узнал ее шаги.
— Ты запоздала, так же, как, впрочем, и все остальные, — заметил Боб. — Игра в покер затянулась до трех.
Продолжая говорить, он повернулся к ней, чтобы поставить кофейник на горячую плиту.
— Джанис — счастливейшая… о Боже, Алана! Что случилось?
— Ничего, что не мог бы исцелить кофе, — ответила она, внимательно следя за своим голосом.
Двумя огромными шагами Боб пересек кухню. Протянул к ней руку, прежде чем вспомнил подробнейшие наставления Рафа о прикосновениях к ней.
— Я собираюсь проверить, нет ли у тебя температуры, — замешкался Боб, медленно поднимая руку к ее лбу.
— Нет.
Алана не отпрянула назад, когда брат дотронулся до нее. Наконец она могла четко видеть его, кошмары не застилали глаза.
Огромная ладонь Боба с удивительной нежностью ощупала лоб Аланы.
— Ты холодная, — произнес он, напуганный прохладой ее кожи.