Я шел с опущенной головой, заложив руки за спину, молча. А мысленно горячо убеждал Сабину:
«Сабина, девочка моя родная, прошу вас, как просил бы сейчас родной отец. Не делайте этого поспешного шага! Погодите! Оглядитесь! Соберитесь с мыслями! Проверьте чувства еще раз! Чтобы потом не раскаиваться. Если любовь настоящая — она умеет ждать. В народе говорится, что большой костер не боится ветра. Вот так же и любовь — большая при разлуке разгорается сильнее, а маленькая гаснет. Это вам говорит человек, которому не повезло в семейной жизни, и потому мое предостережение имеет бо́льшую цену, чем если бы вас взялся сейчас наставлять какой-нибудь счастливый семьянин. Соединить свою жизнь с человеком, которого не любишь, — грех против жизни. Это более безнравственно, чем состоять в незаконном браке, стать женой без благословения ксендза…»
Мы остановились возле сосновой рощицы. Сабина стала подзывать белок, соблазняя их печеньем.
«Ну, что ты молчишь, как немой? — злился я на себя. — Совсем уподобился этим белкам. Тоже трусят, кружат вокруг да около…»
Две прирученные белки спустились к нам по стволу сосны, позолоченной закатным солнцем.
Одна белка безбоязненно взяла ломтик печенья из рук Сабины и тотчас же без жадности, но с аппетитом, сгрызла.
Вторая белка сперва долго принюхивалась, не очень-то доверяя Сабине, затем хищно схватила ломтик и метнулась вверх по стволу, унося добычу в острых зубах. Белка спрятала печенье в дупле и стремглав бросилась назад за новым ломтиком.
Но угощать эту белку Сабина не захотела: лучше скормить все печенье той, доверчивой и не жадной белочке.
Сабина обратила внимание на то, что у белок, совсем как у людей, несхожие характеры.
И вдруг добавила, будто бы без всякой связи с предыдущим, что ее бывший жених, пожалуй, больше похож на второго зверька, того, который уволок печенье про запас.
У Сабины достало силы произнести все это безразличным тоном, как бы между прочим.
А я сделал вид, что не понял или, может быть, не расслышал слова «бывший».
И мы продолжали говорить о чем угодно, только не о том, что нас обоих волновало.
Сабина очень весело заявила, что хочет остаться старой девой. Да, красивой девушке в двадцать один год можно шутить на эту тему. Она с серьезным лицом напомнила, что, по данным последней переписи, женщин в Польше на один миллион больше, чем мужчин. Так что удивляться нечего: очевидно, она оказалась среди тех, кому не хватило женихов или мужей…
Впрочем, непринужденно рассмеялась Сабина, таких разборчивых невест, как она, могут выручить брачные объявления.
Иные газеты и журналы в Польше печатают брачные объявления, а специальные бюро занимаются сватовством. Так вот, в вечерней газете «Курьер Польский» Сабина на днях прочитала объявление: красивая, выше среднего роста, светлая шатенка двадцати трех лет, без прошлого и с легким характером, религиозная, любящая искусство, путешествия и — если верить ей самой — интеллигентная, хочет соединиться узами брака с паном в возрасте не старше сорока лет, не разведенного, без долгов, культурного, который живет за границей, а в Польше гостит у родных или находится временно по делам.
— Жаль, пан Щавиньский не живет постоянно за границей… — Я театрально вздохнул. — А то бы он подошел той красивой шатенке по всем статьям. И возраст пока ему позволяет. И долгов за ним не водится. И всю жизнь проходил в кавалерах…
Сабина не слышала меня или делала вид, что не слышит. Она шумно возмущалась этой пани — интеллигентной! — которая попросту хочет сбежать из Польши с богатым туристом! Сабина никогда бы не согласилась покинуть родину, расстаться с мамусей и, — Сабина опустила голову, — с татусем. Пусть могила не найдена, но известно, что татусь похоронен со своими дружками-партизанами в Свентокшиских лесах… Продать тело и душу, чтобы стать эмигранткой? О-о-ей! Это же низкий поступок!!!
— А вы уверены, что пан Щавиньский живет в Польше?
Сабина удивленно подняла брови.
— Бывают внутренние эмигранты. Живут у себя на родине, как на чужбине.
Она помрачнела, но ничего не ответила.
— А что пан Щавиньский делал во время войны? Ведь он всего на несколько лет моложе вашего отца…
Сабина растерянно пожала плечом. Видимо, вопрос застал ее врасплох. А я безжалостно добавил, не ожидая, пока она справится со смущением, что мать на ее месте уже давно задала бы такой вопрос, если не пану Щавиньскому, то хотя бы самой себе.