Я не успел поблагодарить за подарки, все заглушил шумный восторг, с каким встретились Сабина и Люциан Янович.
— Разве они знакомы?
Люциан Янович поглядел на меня с подчеркнутым удивлением, будто мой вопрос был по меньшей мере бестактным. Где же пан из Сибири видел крестного, который не был бы знаком со своей крестницей?! Гм, пожалуй, уместнее задать вопрос — когда пан Тадеуш успел так хорошо узнать его крестницу. Даже провожать пришла…
— Ах, пан Люциан! Как вы любите класть краску на мои щеки! — Сабина и в самом деле зарделась. — Пан инженер разыскивал мамусю. Они знакомы со времен войны, половину всей жизни…
А давно Люциан Янович дружит с семьей Сикорских? Оказывается, еще до войны он работал вместе с отцом Сабины, тоже был машинистом насоса, дежурили вместе, на одном горизонте, уже выработанном…
— А какой горизонт?
— Двести шестьдесят два…
И только в это мгновенье меня озарила запоздалая догадка.
Я узнал, узнал пана штейгера!!!
А он еще вглядывался в меня ищущим, колючим взглядом.
Сдерживая волнение, я произнес старый пароль:
— Бардзо проше понюшку табачку. Мне показала к вам дорогу святая Барбара…
Люциан Янович принялся тереть лоб.
Глаза, спрятанные за насупленными бровями, молодо сверкнули, и он произнес дрогнувшим голосом:
— Вшистко в пожондку… Дорога верная!
И Люциан Янович, он же пан Стась, засунул руку в карман и достал оттуда щепотку табаку. Словно это был тот самый нюхательный табак и он пролежал у него в кармане все годы!
Мне было трудно узнать пана Стася, а ему меня — еще труднее. Мимо него прошла тогда в темноте шахты вереница узников, похожих на скелеты, вывалянные в угольной пыли.
Мы долго жали руки, тискали друг друга в объятиях и вглядывались в лица.
— Я же вас искал! У многих спрашивал. И никто не знал машиниста насоса Станислава…
— Какого Станислава?
— Но ведь Стась — имя уменьшительное?
Люцин Янович снисходительно посмотрел на меня.
— То не имя. Подпольная кличка. Однако конспиратор ты похуже, чем инженер, пан Тадеуш! Разве живой Станислав стал бы прятаться под кличкой «Стась»?! И потом — никто не помнит, что я дежурил когда-то у насоса. Все равно, если бы я ходил вчера по шахте «22 июля» и спрашивал: «Никто не видел, куда ушел пан арестант?!»
Все чаще поглядывал я на вокзальные часы. Давно известно, что последние минуты — самые томительные.
Сабина заметила плохо скрытое мной нетерпение и поняла его правильно. Она призналась, что тоже не любит долгих прощаний. Даже с самыми близкими людьми! Она читала где-то, а может, слышала, что прощанье — если иметь в виду не само присутствие, а чувства, какие люди переживают в эти минуты, — следовало бы скорее отнести к разлуке, чем к свиданию. Человек еще не уехал, он рядом, вот его теплая рука, но он уже отсутствует. И затянуть расставанье — значит продлить разлуку, а не свиданье.
Наконец поднял руку выходной семафор, он виднелся теперь сквозь зеленые клубы пара.
Перед тем как расстаться, Сабина, подобно своей матери, произнесла слова молитвы за путешествующих — насколько я понял, она хотела избавить меня от бурь, голода и всяческих напастей и дала мне в спутники каких-то ангелов-телохранителей, которым поручила довести меня до родного дома.
На прощанье Сабина горячо поцеловала меня. Я прочел в ее потемневших глазах благодарность. А вот почувствовала ли Сабина, как я благодарен ей за то, что она живет на белом свете?
И я пожелал ей такого счастья в жизни, о каком сам только мечтал…
1961
Старик и его ученики
Документальная повесть
Рядом со Стариком
Десять лет назад комбриг Альфред Тылтынь привел своего младшего брата Поля Армана к моложавому, но уже поседевшему человеку, которого заглазно называли Старик, — к своему шефу Берзину, начальнику Главного разведывательного управления Красной Армии.
Арман знал героическую биографию Берзина. Юношеское восхищение Поля оказалось стойким. В Главразведупре Берзина называли Павлом Ивановичем, а по метрике он — Петер Кюзис. Семнадцати лет приговорен царским военно-полевым судом к расстрелу за участие в вооруженном восстании. Смертную казнь несовершеннолетнему Кюзису заменили тюрьмой. После освобождения он работал в подполье под конспиративными именами Малниетис (Далекий), Скуя (Хвоя), Павел. Царская охранка выследила Петериса Кюзиса. Снова суд, тюрьма, ссылка навечно в Иркутскую губернию. Оттуда юноша совершил побег, а готовиться к побегу начал, едва переступив порог тюрьмы.