А в тихом московском переулке, в доме, который разведчики называли Центром, Берзина заглазно звали Стариком. Подпись «Старик» с глубоким уважением зашифровывали и расшифровывали радисты. Возглавляя пятнадцать лет военную разведку, Берзин оставался молодым, полным творческой энергии. Казалось, она накапливалась с годами напряженной, изнурительной работы, и все больше знаний хранилось в его памяти, и многое он не позволял себе забывать. У него прошли выучку немало талантливых учеников и преданных помощников, среди них — Рихард Зорге и Лев Маневич. Он учил их предугадывать, предусматривать, отгадывать головоломные загадки, добывать чужие секреты, зорко вглядываться в завтрашний день.
За месяцы напряженной работы в Испании Берзин не раз убеждался в том, что многое из нашего вооружения следует совершенствовать и обновлять.
Берзин поглядел на часы, пора ехать в штаб обороны, он ждал звонка из Москвы. Разговор продолжали по-латышски.
— Но тебя оставляют, — сказал Берзин, — не для того, чтобы ты со своей потрепанной ротой отбивался от Франко, Гитлера и Муссолини.
Участвовать в боях, во всяком случае в ближайшее время, Грейзе не будет. Нельзя рисковать опытом, накопленным за месяц боев.
Капитан Грейзе, можно сказать, на собственной бронированной шкуре, в специфических условиях сильно пересеченной гористой местности изучал тактику боев.
— Есть еще одна особенность в боях на испанской земле, — сказал Арман озабоченно, — старинные каменные строения, каменные заборы весьма удобны для засад. Противник умело использует эти маленькие крепости.
Берзин с нескрываемым интересом выслушал Армана, закивал в знак согласия, по привычке приглаживая подстриженные ежиком волосы, и добавил:
— Ты провел много огневых дуэлей с итальянскими «ансальдо». Твоей роте больше всех досталось от маленьких крепостей, от бутылок с бензином, от новых противотанковых пушек Круппа. Если говорить начистоту, твой опыт нужен не только испанцам. Он нужен и нашим танкистам, которые сменят отряд Кривошеина.
Берзин снова перешел на латышский и сообщил Арману, что ожидает пополнения.
— Об этом никому ни слова. Впрочем, тебя о таких вещах предупреждать излишне.
Много лет спустя в мемуарах «На службе народу» Мерецков рассказал о боевых встречах с Арманом в Испании:
«…Когда я нашел танковую роту, первый, кого я увидел, был майор [1] Грейзе (командир из нашей мотомехбригады в Белорусском военном округе П. М. Арман). Он-то и командовал этой ротой. Завязался разговор о прошедшем бое. Оказалось, в один из танков попал снаряд, оглушив башенного стрелка. Других потерь не имелось.
Любопытное это явление — человеческая память. Многое я позабыл, даже весьма важное. А вот детали того разговора помню, как будто он состоялся вчера.
Настроение у танкистов было отличное. Прибыть и с ходу успешно выполнить задание — это всегда поднимает дух человека. Замечу, что высокий боевой дух сохранился у танкистов и в дальнейшем. В ноябре 1936 года под Мадридом действовало всего лишь около 50 танков, намного меньше, чем имелось у Франко, но сражались они героически. Танки сцементировали столичную оборону и сыграли роль крупного морального фактора. Потери врагу они тоже наносили весьма ощутимые. Франкисты еще не имели опыта борьбы с танками, и боевые машины нередко просто давили вражескую пехоту и конницу. Фашистами овладевала паника, когда они видели идущие на них в атаку танки. А среди героев-танкистов, кто тогда доблестно сражался под Мадридом, одним из лучших был Поль Матисович Арман. Присвоение этому командиру, латышскому большевику Тылтыню (его настоящая фамилия) звания Героя Советского Союза явилось заслуженной оценкой его решительных и умелых действий».
«Я не боюсь не быть»
Уже две недели новоявленный оружейник Грейзе не залезал в люк танка, не усаживался на верткое маленькое креслице в башне у пушки, не трясся под огнем в бронированной коробке, не ловил целей в перекрестие. А вчера не вытерпел и на отремонтированном танке махнул в Мадрид — за 28 километров от ремонтной базы.
За две недели, которые Арман не был на переднем крае, линия фронта осталась почти неизменной. В Университетском городке она, как и прежде, проходила между зданиями медицинского и философского факультетов; по-прежнему линию фронта пересекали трамвайные рельсы и по-прежнему в нелетную погоду было многолюдно на прилегающих улицах Мадрида, особенно на площади Пуэрто дель Соль. А жестокие, беспощадные бомбардировки продолжались, нашим истребителям «чатос» («курносые») не всегда удавалось отогнать «юнкерсы» и «хейнкели».