— Вас познакомить? Капитан Арман. Только что оттуда.
Оттуда — это значит из Испании. Впрочем, я уже был наслышан об Армане, под руководством которого с исключительным героизмом действовали под Мадридом наши танкисты. Какое мужество проявил в этих боях сам Арман, я знал из корреспонденций Михаила Кольцова в „Правде“, хотя в этих корреспонденциях, по вполне понятным причинам, Арман назывался просто „капитаном“. Мне было известно, что он удостоен звания Героя Советского Союза…
Через минуту мы уже крепко пожимали друг другу руки, и прославленный танкист вводил меня в курс испанских событий…»
Зарево за спиной
Все четверо обошли самолет вокруг — ни души. Караульные давно бы услышали их хлюпающие шаги (только Артур умел ступать бесшумно), жесткий шорох тростника.
Шасси сломано, брюхо самолета смято.
Из стеклянной полусферы, из фонаря, где сиденья пилота и штурмана, исходило тусклое мерцание.
Артур вынул маузер и подошел к кабине вплотную — никого. Что же это за таинственный полусвет за стеклом? Он осторожно поднялся на крыло и заглянул в кабину. Мерцание исходило от подсвеченной доски приборов: фосфоресцировали цифры, стрелки. Еще несколько быстрых движений, и Артур шагнул в раскрытый настежь фонарь. Осмотрелся при светлячках приборов. Нет на месте штурманских спаренных пулеметов. Пробрался в хвост самолета, не обнаружил турельного пулемета и пулемета кинжального действия, бьющего по низко идущим целям.
Артур неплохо ориентировался в самолете, был в свое время инструктором парашютного спорта; за его сильными плечами, не забывшими тугих лямок парашюта, более ста прыжков. Как поджечь, как взорвать эту металлическую махину? Прежде всего надо выяснить, осталось ли горючее. «Где баки? Подскажите, пожалуйста, товарищи Архангельский, Туполев или кто-нибудь другой, кто колдовал над этой моделью».
Баки могут прятаться и в плоскостях, и в центроплане. Между мерцающими приборами он увидел бензочасы. Они показывают расход горючего, но сейчас мертвы. Перерезал одну тонкую трубку — никаких признаков жизни. Из второй трубки закапало масло. Перерезал третью — струйкой полился бензин. Парашют пилота лежал сложенный, а парашют штурмана раздернут. Видимо, фашисты из любопытства выдернули чеку, ранец раскрылся, виднеется макушка купола.
Артур вытянул парашют метра на четыре и подложил шелк под струйку. Теперь надо набраться терпения и подождать, пока парашют пропитается бензином.
Время будто остановилось. А только что минуты бежали наперегонки.
По приказу Артуро собрали все гранаты, и Сальвадор связал их крепким парашютным шнуром в гремучую гроздь. На предохранителе граната или нет — сейчас не играет роли, лишь бы капсюль-воспламенитель был на месте. От огня он сработает и без ударника, без пружины. Гранаты осколочные, типа наших «лимонок».
Сперва Артур хотел подложить связку гранат под шасси, но какой в этом смысл? Шасси и так сломано, утонуло в тине, а металлическая обшивка фюзеляжа не позволит огню быстро набрать силу.
Бензин неслышно впитывался шелком, струйка текла тихо, Артур услышал тиканье часов. Он обернулся и увидел вмонтированные в панель приборной доски часы. Циферблат, обмазанный фосфором, светился и был вправлен в ободок. Ободок не что иное, как большая рифленая гайка: когда ее повертываешь, часы заводятся.
Кончиком ножа он осторожно выковырнул из панели светящийся ободок. Часы размером с компактный удлиненный будильник спрятал в карман. Зачем? Скорее всего из профессионального тщеславия и в доказательство того, что забрался в эту кабину! А то вдруг отыщется какой-нибудь Фома неверующий из тех, кто плохо или совсем не знает характера и сноровки Артура Спрогиса…
В каких приборах, в каких стрелках СБ таятся секреты, из-за которых сегодня у командования авиации столько волнений и тревог? Почему так нервничает главный советник по авиации?
Тем временем в кабину натекло масло. На полу — изрядная лужа бензина, пары его все сильней бьют в носоглотку. Поджигать парашют в застекленной кабине — сразу вспыхнет, сам сгоришь ни за понюшку табака. Он вытянул намокший купол на крыло, благо парашют семиметровой длины. Уложил связку гранат между приборной доской и сиденьем пилота. Когда зажег спичку и поднес к намокшему парашюту, заметил, что пальцы у него дрожат; никогда он за собой такого не замечал. Даже неловко стало перед Лизой, он передал ей коробок спичек. Как только на крыле занялось пламя, он увидел розовые, пунцовые, алые отсветы на низких облаках.
СБ воспламенился, и языки пламени вырвались из разбитой кабины. Со стороны деревни раздались крики, свистки, выстрелы. Судя по ним, фашисты в двухстах метрах от самолета, не больше. Как пригодились бы сейчас и Ретамеро, и молодые парни с пулеметом, и майор.