— Скоро заживем по-новому, сестра. Помни, что ты мне сказала ночью. Я верю в тебя. До свидания!
Он взял мешок с хлебом, и дверь за ним захлопнулась. Я долго-долго стояла на том же месте в прихожей.
Когда я вошла обратно в столовую, Даши там уже не было.
Перед доктором, закурившим сигару, стояла няня.
— Так-то, нянюшка, — говорил доктор. — Нашей больной первым делом нужен покой. Никаких волнений. Никаких огорчений. На улицах сегодня часто выстрелы. Так вот, если она придет в сознание и спросит, что за выстрелы, вы ей скажите, что это празднуют победу над большевиками.
Лицо няни вдруг просияло.
— Да неужто ж? Утихомирили их, окаянных? Слава тебе, господи, — и няня с чувством перекрестилась.
Доктор поднял брови, взглянул на няню и поспешно сказал:
— Ну конечно, утихомирили. Всех их по тюрьмам посадят. Теперь порядок у нас будет, нянюшка.
— Может, и царя вернут?.. — с несмелой надеждой спросила няня.
— Конечно, нянюшка, вернут. Все по-старому пойдет, все хорошо будет… Так вот и больной скажите. А если придет в себя и про внука спросит, — где он, мол? Может быть, поговорить с ним захочет. Скажите, — пошел в Зимний дворец. Там — скажите — нынче праздник, — победу над большевиками справляют.
— Слава тебе, господи! Слава тебе, господи! — крестилась няня. — Ну, так я пойду к генеральше, вы сейчас придете, господин доктор?
— Сейчас. Докурю и приду.
Няня вышла, что-то радостно бормоча про себя.
Доктор с усмешкой поглядел на меня. Я сидела в уголке дивана. В усмешке доктора было что-то недоброе.
— Ну, а вы, молодая барышня, какой партии?
Я молчала, смущенная.
— Большевичка? Или кадетка, а?
Мне мучительно хотелось задать доктору вопрос. Но с детства мне было строго внушено, что дети не смеют сами заговаривать с мало знакомыми взрослыми, — и мне Трудно было преодолеть в себе привычку молчать, пока со мной не заговорят. К тому же я была застенчива.
— Я никакой партии, — смущенно сказала я. И вдруг, собравшись с духом, спросила: — Доктор, зачем вы няне… неправду сказали?.. Ведь никакого праздника в Зимнем дворце нет… И большевиков вовсе не утихомирили…
Доктор пожал плечами.
— Мне важно, чтобы она обманула больную. Та — в полусознании — всему поверит. А няня — простая душа — сама поверила тому, что я сказал. Да еще от себя про царя выдумала. И тем лучше. Тем убедительней она успокоит вашу бабушку. Пусть себе старушки утешаются. Поняли, барышня?
Я молчала. Путаница в моей голове все усиливалась.
Доктор встал и пошел к бабушке.
Доктор нашел у бабушки улучшение. Предупредил, чтобы ее ничем не тревожили, и обещал прийти еще раз.
Няня не выходила от бабушки. Я бродила по огромным тихим комнатам и не находила места от тоски и тревоги.
Рассказ Володи о родителях — и рассказ няни. Два рассказа об одном и том же — и как будто совсем о разном. И ведь оба говорили правду, — все, как было. Те же события — и ничего общего. Как же так? Папа… Кто же он? Герой, достойный преклонения? Или «окаянный злодей», погубивший мою маму? А мама? Веселая птичка, ставшая жертвой злодея? Или сильная, смелая женщина, с радостью пошедшая на непосильную борьбу? И кто такие большевики, если Володя — большевик?
И как же не воевать до победного конца?! Это же позор для России.
И почему из-за меня какие-то дети где-то голодают? Я вовсе не хочу, чтобы они голодали.
И чем больше я старалась разобраться в путанице, тем невозможнее становилось выбраться из всех этих противоречий… Я просто переставала понимать что-либо.
Спустились ранние осенние сумерки. Мне стало жутко… Я прошла по всем комнатам и везде зажгла электричество. Громко тикали часы в столовой. Я ни за что не могла приняться, металась по комнатам, а тоска и тревога все мучительнее захлестывали меня.
Потом я задремала в кресле в гостиной. Когда я очнулась, был уже вечер. Даша напоила меня чаем и ушла.
Снова я осталась одна. Я пошла в кабинет, села в свое любимое кресло и заплакала.
Вдали раздались быстрые шаги — очевидно, кто-то звонил, — и Даша бежала открывать. Я вскочила с кресла — вдруг увидят, что я плакала! — подбежала к двери в прихожую и повернула выключатель. В кабинете стало темно. Даша вбежала в прихожую. Я притаилась за портьерой.
Даша зажгла в прихожей электричество и открыла дверь. Спрятавшись в темноте за портьерой, я выглядывала в прихожую. Это, наверное, доктор. Мне не хочется встречаться с ним.
— Владимир дома? — спросил незнакомый голос, и в прихожую вошли два человека, с виду рабочие.