«Ты думаешь, что мы имеем цель в жизни?» спросил я.
Это был первый раз, когда я задал ей такой вопрос, но сейчас были необычные времена.
«Я не уверена, что я понимаю то, о чем ты спрашиваешь», сказала она, хмурясь.
«Я подразумеваю — как ты знаешь, что ты должна сделать?»
«Ты спрашиваешь меня о проведении времени с Джейми?»
Я кивал, хотя я все еще смущался. «Да. Я знаю, что я делаю правильную вещь, но … чего-то не хватает. Я провожу время с ней, и мы говорим и читаем Библию, но…»
Я сделал паузу, и моя мать закончила мою мысль для меня.
«Ты думаешь, что должен сделать больше?»
Я кивал.
«Я не знаю, есть ли что-нибудь более того, что ты можешь сделать, солнышко», сказала она мягко.
«Тогда, почему я чувствую, что могу?»
Она придвинулась поближе, и мы наблюдали огонь вместе.
«Я думаю, что это — потому что ты испуган, и ты чувствуешь себя беспомощным, и даже притом, что ты пробуешь, вещи продолжают становиться все труднее и труднее для вас обоих. И чем больше ты пробуешь, тем более безнадежными кажутся вещи».
«Есть ли какой-нибудь способ прекратить чувствовать так?»
Она обняла меня рукой и притянула поближе. «Нет», сказала она мягко.
На следующий день Джейми не могла встать с кровати. Так как она была слишком слаба теперь, чтобы даже идти с поддержкой, мы читали Библию в ее комнате.
Она заснула в течение пары минут.
Прошла другая неделя, и Джейми становилось постоянно хуже, ее тело ослабевало.
Прикованная к постели, она выглядела меньшей, почти снова как маленькая девочка.
«Джейми», умолял я, «что я могу сделать для тебя?»
Джейми, моя сладкая Джейми, спала в течение многих часов теперь, даже когда я говорил с нею. Она не реагировала на звук моего голоса; ее дыхание было быстрым и слабым.
Я сидел около кровати и наблюдал за нею в течение долгого времени, думая, как сильно я люблю ее. Я держал ее руку возле своего сердца, чувствуя костлявость ее пальцев.
Часть меня хотела плакать прямо здесь, но вместо этого я положил её руку назад, и повернулся лицом к окну.
Почему, задавался я вопросом, мой мир внезапно развалился? Почему все это случилось с ней? Я задавался вопросом, было ли в том, что случилось большой урок. Было ли это, как говорила Джейми, просто часть плана Бога?
Бог хотел, чтобы я влюбился в нее? Или это произошло по моей собственной воле? Чем дольше Джейми спала, тем больше я чувствовал ее присутствие около себя, все же ответы на эти вопросы были не более ясны, чем и прежде.
На улице закончился утренний дождь. Это был мрачный день, но теперь поздний солнечный свет прорывался через облака. В прохладном весеннем воздухе я видел первые признаки того, что оживает природа. Деревья снаружи расцветали, листья ждали нужный момент, чтобы раскрутиться и открыться к еще одному летнему сезону.
На тумбочке у ее кровати я видел коллекцию вещей, которые Джейми очень ценила. Здесь были фотографии ее отца, который держал Джейми еще маленьким ребенком и они стояли вне учебного помещения в ее первый день учебы в детском саду; было собрание карточек, которые прислали дети приюта. Вздыхая, я подошел к ним и открыл карточку на вершине кучки.
Написано было мелким почерком и очень просто: Пожалуйста, скоро поправьтесь. Я тоскую без Вас.
Было подписано Лидией, девочкой, которая заснула на коленях Джейми в Канун Рождества.
Вторая карточка выражала те же самые чувства, но что действительно бросилось в глаза, — была картина, которую малыш Роджер нарисовал. Он нарисовал птицу, взлетающую выше радуги.
Задыхаясь от волнения, я закрыл карточку. Я не мог больше просматривать их, и когда я положил кучку назад, туда, где она была прежде, я заметил газетную вырезку, рядом с ее стаканом. Я подошел к статье и увидел, что она была о пьесе, изданная в воскресной газете в день после того, как мы выступили. Выше текста, я увидел фотографию, единственную когда-либо сделанную, на которой мы присутствовали вдвоем.
Это, казалось, было так давно. Я поднес статью ближе к глазам. Когда я смотрел, я вспомнил то, что чувствовал, когда видел ее той ночью. Глядя близко на ее образ, я искал любой признак, который показал бы, что она подозревала о том, что должно будет произойти. Я знал, что она подозревала, но ее выражение той ночью не показывало этого. Вместо этого, я увидел только сияющее счастье. Я вздохнул и отложил вырезку.
Библия все еще лежала открытой там, где я закончил её читать, и хотя Джейми спала, я чувствовал потребность почитать еще. В конечном счете, я натолкнулся на другой отрывок:
Говорю это не в виде повеления, но усердием других испытываю искренность и вашей любви.