— Тогда, — его вдруг осенило, — хочешь, отнесу тебя к Харону? И строго-настрого прикажу ему не думать о тебе, как о пище! Впрочем, ты не домашняя птица, чтобы сидеть взаперти. Ты привыкла свободно летать и плавать. Черт! А вдруг Харон все-таки отобедает тобой? Он же не знает, кто ты. А если я расскажу, решит, что я спятил, но, разумеется, не поверит. Нет, лучше не стоит тебе туда отправляться.
Недолго думая, Ахиру крепко вцепилась клювом в его рукав и весьма ощутимо дернула.
— Чего? Не понимаю, — засмеялся Факир, даже не пытаясь высвободиться.
Сейчас этот вечно хмурый парень на секунду мог бы показаться стороннему наблюдателю вполне счастливым.
— Кря! — решительно высказалась утка и снова вцепилась в край манжета, начиная его легонько подергивать и пощипывать.
— Мне нужно что-то сделать? Куда-то пойти? Нет. Тогда… Взять тебя к себе?! — наконец, догадался юноша и поник головой. — Ахиру-сан, меня выгонят из общежития с треском.
Утка повернулась, молча заковыляла к воде, плюхнулась в озеро и быстро поплыла к противоположному берегу, перебирая лапками. Она не обиделась. Просто не хотела, чтобы Факир видел, как она плачет.
Одиночество.
Теперь она до глубины души поняла, как это бывает. И даже в лунную или туманную ночь Принц не придет на берег танцевать. А Рыцарь вскоре ее забудет. Тоже понятно. Зачем ему утка? Ему нужна обычная девушка. Такая, как Пике, например. Да, ей лучше забыть обо всех прямо сейчас. Сказка закончилась, и ее место здесь, на озере.
Стоя на берегу и придерживая непослушную челку, падавшую от ветра на глаза, Факир долго смотрел вслед Ахиру, пока она не скрылась в камышах на другом берегу. Резко развернулся и едва не заорал от злости. Из соседних кустов выглядывали две макушки: золотистая и розовато-сиреневая.
«Вот шпионки! Нахалки! Ну, сейчас я им задам!» — Факир решительно двинулся к кустам, но девчонки, словно почуяв недоброе, не стали дожидаться праведного гнева семпая, выскочили из зарослей и, что есть духу, бросились улепетывать по направлению к городским воротам.
Ярость Факира испарилась.
«Да что со мной? — размышлял он по пути в общежитие. — Злюсь от собственного бессилия. Просто с некоторых пор меня раздражают все вокруг. Я должен сделать нечто для Ахиру, но не понимаю, как ей помочь, потому и срываюсь на окружающих. Ладно, надо попытаться предпринять хотя бы то, что в моих силах».
Пройдя по коридору, раздав желающим направо и налево ледяные приветствия для поддержания имиджа жестокосердного эгоиста, Факир открыл ключом дверь в комнату и удовлетворенно убедился, что к нему все еще никого не подселили. Славно. Иначе незадачливому соседу пришлось бы сегодня ночевать где-то между этажей. Или во избежание подобного печального исхода, прикинуться неодушевленным предметом на все оставшиеся месяцы их совместного проживания под одной крышей.
«Факир — ты злой, — вспомнил он голосок Ахиру, ее сведенные над переносицей тонкие брови. — Ты жестокий человек!»
Встряхнувшись и отогнав навязчивое видение, юноша, не теряя ни секунды, сбросил пиджак на кровать, закатал рукава, уселся за письменный стол, вынул из ящика перо, чернила и лист бумаги. Сделал глубокий вдох. Обмакнул перо в чернила и обессилено уронил руку на белоснежный лист. По бумаге немедленно расплылась внушительная черная клякса.
Опять та же ерунда. Почему? Он ведь уверен в своем даровании! Дважды ему удалось спасти Ахиру, пользуясь магической силой, пусть тогда он продолжал чужую историю. Но кто ему сейчас мешает начать новую сказку? Или Дроссельмейер проклял его еще и неспособностью сочинять собственные сюжеты?
«Я герой его истории, и я же — его потомок. Старая сказка закончилась, но мы с Ахиру не исчезли. Так что я смогу изменить наши судьбы».
Желанное ощущение не приходило. То самое, заставившее его пальцы некогда помимо воли танцевать, следуя велению сердца, изливаться строчками на бумагу. Он чувствовал Ахиру, как себя. Нет, забывал о себе, слушая голос ее души. А теперь…
«Неужели, когда заканчивается сказка, приходит к концу и духовная связь с важным и дорогим тебе человеком? Не верю. Невозможно. Ахиру, я хочу вернуть тебя. Конопатую девчонку с длинной рыжей косой, распахнутыми в пол-лица наивными глазами, отражающими летнее безоблачное небо. Неуклюжую балерину, не умевшую танцевать, но любившую весь мир. Впрочем, когда ты превращалась в принцессу, твоими грациозными движениями залюбовался бы кто угодно. Но мне не нужна искусная в балете Тютю, мне нужна именно моя Ахиру. Та самая, спотыкавшаяся на каждом шагу и постоянно влипавшая в нелепые ситуации, которую вечно приходилось выручать из немыслимых ловушек, куда она попадала по причине своей наивности и стремления помогать всем и каждому. Ахиру, я понял. Все это долгое время я любил тебя. Не как сестру или подругу, а гораздо сильнее. Ты для меня – мое небо и солнце, южный ветер, приносящий светлую радость, мой незримый внутренний танец, пронесенный через все страдания и страх. Мы вместе рука об руку преодолевали себя. Пока Мифо и Ру шли друг навстречу другу своим тернистым путем, мы постепенно сближались с тобой. Сначала стали из врагов союзниками, благодаря Принцу, но, в конце концов, мне важнее стало уберечь от Великого Ворона именно тебя. Я обрадовался свадьбе Мифо и Ру оттого, что ты осталась в нашем мире. Не важно, какая, но ты осталась здесь! Теперь нужно только вернуть тебе человеческий облик, и тогда мы… Возможно…»
Факир думал так, но перо по-прежнему лежало на столе, уткнувшись черным носом в бумагу.
За всеми внутренними терзаниями, сомнениями юноши написанная крупными буквами скрывалась одна неотвязная, колющая душу мысль: «Как бы ты ни старался, она любит только Принца и всегда будет его любить».
Хочет ли Ахиру вообще возвращаться в мир, где больше нет ее возлюбленного? Может, ей нравится общество Рыцаря лишь потому, что он — друг Мифо, и маленькую уточку греет мысль однажды услышать новости о Принце?
«Довольно! Мне никогда не спасти ее, пока я эгоистично думаю лишь о себе и своих переживаниях».
Факир перевесил школьный мундир на стул и тяжело рухнул на постель, заложив обе руки за голову.
Слабенькая надежда теплилась в глубине души. По какой-то причине Ахиру сегодня просила забрать ее с собой. Явно не для того, чтобы оказаться поближе к Мифо… И эта странная фраза, внезапно прозвучавшая внутри него: «Сюжетом мне было предначертано влюбиться в Мифо, но другая любовь стала вдруг сильнее и крепче первой».
Неужели он сам себе придумал эти слова, будто бы произнесенные ею? А если не придумал, а всё-таки услышал?
Неожиданно вспомнилось еще кое-что. Пару недель назад малышка Удзура, ушедшая теперь вместе с Дроссельмейером в мир сказок, нашла где-то в парке и вручила Факиру совершенно дурацкое любовное послание, подписанное именем Ахиру. Рыжеволосая балерина, чье имя стояло в конце письма, будучи припертой к стенке, отчаянно отрицала свое авторство, сообщив Рыцарю, что сию ужасную записку сочинила неутомимая парочка — Пике и Лили, дабы подшутить над ними обоими. Тогда Факир, как истинный джентльмен, вернув компромат, посоветовал покрасневшей до корней волос девочке больше не делать подобных глупостей. Но на мгновение где-то в глубине его души шевельнулось разочарование.
«Странно, — удивился он самому себе в тот миг, — почему меня вообще беспокоят ее чувства? Она любит Мифо, так при чем здесь я?»
Но сейчас он нечаянно подумал: а вдруг Ахиру тогда побоялась сказать правду из-за его вспыльчивого нрава? И записка была никакая не идиотская, а самая лучшая на свете?
Факир подскочил на кровати.
«Ладно, сейчас ночь, но завтра я непременно пойду на озеро и заберу ее. Пусть выгоняют из общежития, я не оставлю ее больше одну. Она так одиноко выглядела, когда уплывала сегодня. И если мое предположение верно, Ахиру желает быть со мной, то мы будем вместе, чего бы мне это ни стоило! Даже отрубленных рук. Даже — Бог с ними, с книжниками, — отсеченной головы!»