— Так где монеты и угощение?! — возмутился Свэн.
— Вот угощение! — Гюнтер злобно ткнул товарищу в нос перепачканной ложкой. — Мы его только что съели! Скажи спасибо, что кукуруза в закромах с прошлого года завалялась, иначе вообще бы ничего не увидели. Ты будто «Понсу» не знаешь! Для него щедрое угощение — это плесневый хлеб или прогоркшая кукуруза. Иногда скисшее молоко. Но редко.
— А деньги когда дадут? — тоскливо вопросил Свэн.
— Ты будто не знаешь, как в этом городе подаяние раздают?! — удивился Гюнтер.
— Нет, не знаю...
— Так слушай! Мэр выходит из дома в удобное ему время и кидает у порога в придорожную пыль десять монет. Или гораздо чаще — девять. Кто успел поднять, того и деньги.
— А?! — опешил Свэн. — Десять монет на всех?!
— Разумеется. Если каждому из нас давать по десять, то самому «Понсе» ничего не останется. А ему деньги нужнее, чем тебе.
— Это как же так?! — удивлённо икнул Свэн. — Это ведь нечестно!
— Ну, ты кому-нибудь сходи и пожалуйся ещё! Глазом не моргнёшь, в тюрьму упекут. Или поспорь с «Понсой», скажи, что он не дал равных шансов получить вознаграждение всем! Если ты не успел подобрать монеты, это твоя вина. Впредь расторопнее будешь, — пробурчал Гюнтер, с досадой швыряя пустую миску об стол.
Та печально перевернулась на бок, глухо стукнув о столешницу.
— Почему ты до сих пор не уехал? Давно пора. Насколько мне известно, королевская карета и все сопровождающие покинули город полтора часа назад.
— Я догоню их. Его Величество дал мне время на разговор с тобой. Я до сих пор отлично езжу верхом. И не смотри, что я весь седой, у меня остались силы.
— За воротами отвратительная дорога. Ты опоздаешь, и король накажет тебя.
— Не имеет значения. Прежде чем я уеду, я должен кое-что спросить. Для меня это жизненно важно.
— А я не хочу разговаривать, Юрген. Уходи, — Нина собралась закрывать дверь.
— Подожди! Соседи сказали, у тебя растёт сын, и ему одиннадцать… Его зовут Генрих?
— Да.
— Хорошее имя. Где он?
— Гуляет с друзьями.
— Значит, я могу спрашивать без страха, он не услышит… Я его отец?
Пугающая тишина была ему ответом.
— Почему ты молчишь, Нина? Скажи: да или нет?
Молчание.
— Ты жестока. Ты нарочно мучаешь меня.
Наконец, Нина холодно бросила:
— Ты не интересовался его судьбой всё это время. К чему тебе ответ?
— Я не мог жениться на тебе! И приезжать сюда не мог! Я полюбил тебя с первого взгляда, но я был к тому времени уже женат. Не по любви, а по воле родителей. Они поженили нас с Мадлен, едва нам обоим исполнилось восемнадцать. Нас никто не спрашивал, а мы оба были слишком неопытны и юны, чтобы отказаться. Тем не менее, я уважал мою супругу и заботился о ней. Незадолго до нашей с тобой встречи моя Мадлен внезапно заболела и слегла. Как я мог ей тогда сказать, что желаю развестись и жениться на другой? Это бы убило её. Я не мог так жестоко с ней поступить. Я ждал, когда она поправится, чтобы вернуться к тебе уже навсегда. Но Мадлен мучилась от болезни долгие одиннадцать лет, и только прошлой весной Господь упокоил её душу.
— Соболезную, — бесстрастно ответила Нина. — Но это не причина прощать тебе ту боль, которую ты причинил мне.
— Да, конечно… Ты страдала, но о тебе заботились родственники! Ты была не одна.
— Мой брат умер через два года после рождения Генриха, а я осталась с ребёнком на руках и без гроша в кармане. Все эти годы я заботилась о себе сама. Никто меня даже не пожалел, все только насмехались и унижали!
— А как же твоя племянница? Такая резвая девчушка… Мне она нравилась. Эта девочка могла стать твоим утешением и помощницей. Ей ведь уже тогда было около семи. Что с ней стало?
— Она… — Нина вдруг запнулась и почему-то отвернулась, пряча глаза. — После смерти отца предпочла сбежать из дома. Однажды утром она пропала, и я её с тех пор больше не видела. Я очень переживала о ней, но что делать? Такова её судьба.
— Ты лжёшь, — грустно заметил Юрген.
— Да, лгу! — со злостью закричала Нина. — Я ненавидела девчонку, навязанную на мою шею! Мне хватало сына! И я всегда знала, что только обрадовалась бы, если бы соплячка исчезла. К счастью, вскоре после смерти Петера так и случилось. Правда, она немыслимым образом пропала не только с моих глаз, но и из моей памяти, а вернулась только вчера днём на городскую площадь каким-то невероятным образом. Даже не хочу знать, что это была за чертовщина с превращением из утки в человека! Весь город теперь судачит об этом. Слава Богу, Гретхен признала в ней дочь и забрала девчонку себе. Пусть с ней и возится!
— А раньше ты притворялась, будто любишь всех детей, даже чужих… Ты и в этом солгала?
— Будто ты не врал! Обещал жениться, а вместо этого исчез! Говорил, будто ты министр, а сам оказался простым писарем. И я об этом узнала лишь вчера, увидев тебя на городской площади у ног короля с пергаментом в руках…
— Королевский секретарь — неплохая должность. Я отнюдь не беден.
— Зачем тогда сочинял про министра?!
— Я был молод и глуп. Хотел произвести впечатление. Это можно простить?
— Разумеется, нет.
— А если я скажу, что и сейчас готов на тебе жениться, увезти в столицу, поселить в своём доме и помогать растить сына?
— Прекрати насмехаться! — рассвирепела Нина. — Ты же ненавидишь меня, как и я тебя, разве нет?! И потом я давно не красавица с гибким станом. Кому я нужна?
— Мне. Ведь и я далеко не юноша с густыми кудрями.
Юрген полез в карман и достал оттуда бархатную коробочку. Нажал на кнопку сбоку, и она раскрылась. Внутри лежало кольцо с изумрудом.
Глаза Нины потрясённо расширились.
— Ты серьёзно?!
— Год траура прошёл. Я снова могу жениться. Хочу воспитывать нашего сына, потому что у нас с Мадлен никогда не было детей. Меня не устраивает, что без отцовской руки пацан растёт жестоким и озлобленным, не различающим добро и зло. Так не пойдёт. Я совершил много ошибок в жизни, но эту должен непременно исправить. И чем скорее, тем лучше, пока у нас обоих ещё остались силы, чтобы позаботиться друг о друге и о Генрихе. Выходи за меня замуж хоть завтра.
Нина посмотрела на Юргена, и внезапно, осев на порог дома, зажала рот рукавом платья, беззвучно разревевшись. Мужчина встал на колени напротив неё и осторожно прижал к себе.
— Об одном прошу: не злись больше. Ни на меня, ни на жизнь. Каждый из тех, кто ходит по земле, хлебнул горя. А я отныне всегда буду заботиться о тебе и больше никогда не предам.
Нина медленно протянула руки и с молчаливой надеждой обняла того, кто всё-таки сумел растопить лёд в её сердце.
====== Глава 36. Финальные штрихи ======
На главной городской площади осталось лишь несколько человек, и одним из них был потрясённый до глубины души учитель балета.
— Прошу прощения, но как вы попали на показательные выступления? Разве вы ученица Академии или когда-либо были ею? — Хонма-сенсей с недоумением разглядывал Ахиру. — Назовите ваше имя!
Ахиру уже истратила весь запас смелости на разговор с Августом-сама и теперь испытывала замешательство.
— Меня зовут Катарина. Я занималась в прошлом году в классе Нэко-сенсея. Правда, особых успехов не добилась, — пояснила она.
— Ах, да. Нэко-сан уехал после… после… — Хонма-сенсей напрягся, но так и не смог вспомнить, при каких обстоятельствах в преподавательском составе Академии произошли изменения. — Впрочем, не имеет значения, — торопливо добавил он, чтобы избежать неловкого признания в том, что не помнит ничего о своём предшественнике. — Я лишь хотел узнать, зачем вы сговорились с Факиром-сан и устроили это странное представление? Хорошо, что Их Величеств и Его Высочество ваш спектакль порадовал. Однако могло случиться прямо противоположное. Вы поступили безрассудно, подвергнув риску и господина директора, и Понсе-сама, и меня. Но прежде чем решить, заслуживает ли Факир-сан наказания за вашу импровизацию, я бы хотел, чтобы вы объяснили причины, побудившие вас так поступить!
Ахиру и Факир переглянулись, словно спрашивая один у другого, как теперь сказать правду. Им давно стало понятно: большая часть людей, присутствовавших на площади, даже не осознали, что случилось. Видимо, они решили, что им просто продемонстрировали любопытный фокус.