— Я всегда был человеком среднего роста, — сказал Осипов.
— Я это в переносном смысле, — поправилась Наташка.
— И в переносном тоже, — сказал Осипов.
Семен сам любил рассматривать книги про героев. Трактористы и заведующие избами-читальнями — молодые люди с широкими узлами галстуков, коротко остриженные женщины со значком «Ворошиловский стрелок» на лацканах жакетов, — и рядом фотографии, они же через двадцать лет: министры и генералы, знаменитые хирурги и управляющие санаториями.
Осипов перечислил должности и звания оставшихся в живых подпольщиков, и довольная Наташка пошла спать. Они остались за столом втроем.
— Послушай, — сказал Осипов. — А твоя жена вроде большая зануда. — Семен промолчал. Он любил Наташку такой, какой она была.
— Понятно, — сказал Осипов. — Вопрос решен и обсуждению не подлежит.
— Для меня, во всяком случае, он решен, — сказал Семен.
— Правильно, — сказал Осипов. — Жену в обиду давать не надо.
— Она еще не моя жена, но обижать ее при мне не будут.
— Как сам-то живешь? — спросил Осипов.
— Хорошо, — сказал Семен. — Все в норме. Ты, пожалуйста, не обижайся, но Мария Трофимовна говорила, что ходят слухи о твоей службе в полиции.
— Ну, это и без слухов всем известно.
— А еще: ведь из начальства подобру не отпускают!
— Так я уже год на пенсии. Обыватель всегда находит свое объяснение. Подпольщик, герой, начальник, а вдруг почти сам подметки подбивает. Значит, что-то не то, может быть, морально разложился? Нет, вроде все с той же женой живет. А может быть, в полиции что?
— Отсутствие информации всегда рождает слухи, — сказал директор.
— А плевать. Я полгода рыбу ловил наудочку, больше не выдержал. Сейчас над пенсионерами посмеиваются, а никто не думает, что мы же заведенные, мы уже не можем остановиться. Если остановимся — помрем. А подметки в нашем промкомбинате хорошие подбивают. Скажи?
— Правильно, — подтвердил директор. — Бытовое обслуживание населения улучшилось с приходом Осипова.
— И то дело.
— Сложна жизнь, — сказал директор. — Ты говоришь, обыватель! А я говорю — длинная память у людей. Недавно я решил проверить первоклассников, таскают ли в школу папиросы. И знаешь, что я услышал за спиною, когда у одного вывернул карманы? Полицай! А мальчишке семь лет. Внук моего давнишнего знакомого.
— Вывод какой? — сказал Осипов. — Не служи, прохвост, в полиции.
— Люди все помнят, — сказал директор. — А может быть, ты не сразу по заданию, а только потом одумался и понял?
— Вот так, Сеня, — рассмеялся Осипов. — Запомни! Память у людей действительно длинная, долго помнят и плохое и хорошее.
— Плохое помнят дольше, — сказал директор.
13
Высветился кузов прицепа, укрытого брезентом. Лучи фар выхватили из темноты согнутую фигуру на коленях. По-видимому, шофер менял скаты. Он даже не повернул головы, занятый делом.
Семен притормозил. Ночью он никогда не проезжал мимо остановившейся машины. Это у него было с давних пор, когда он еще только начинал работать шофером. Как-то полетели подшипники, и он сидел в кабине, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться от бессильной злобы, сам был виноват. И вдруг проходивший мимо самосвал остановился, вышел шофер и взял его на буксир.
Семен подошел к грузовику — дизельному МАЗу. Шофер разогнулся.
— Помощь нужна? — спросил Семен.
— Спасибо. Управлюсь сам. — Шоферу было за пятьдесят. «Дорабатывает до пенсии», — подумал Семен. — Сейчас редко останавливаются, — сказал шофер. — Иной раз всю ночь проковыряешься, и никто не тормознет. Много нас стало, что ли?
— На водительских курсах надо специальный предмет ввести о шоферской солидарности, — сказал Семен.
— Это какой человек, — возразил шофер. — Иной всю жизнь учится, а человека из него так и не получается.
— Бывает, — согласился Семен.
— Вот если папироской поделишься, — сказал шофер. — У меня кончились. С вечера не рассчитал.
Семен отсыпал из пачки несколько штук. Они закурили.
— Себя не обижаешь? — спросил шофер.
— Нет, — сказал Семен. — В случае чего, у меня полный автобус пассажиров и все с табаком.
— И все-таки хорошо жить дома, — вдруг сказал шофер. — Встретились, потолковали, ты меня понимаешь, я тебя понимаю, вот табачком поделились. Я после войны в наших войсках за границей служил. Знаешь, как по родным местам стосковался! Ты давно за баранкой?
— Девять лет. Шесть лет на этом маршруте.
— Почти мастеровой. А я четвертый десяток размениваю. На ГАЗ-АА начинал. Ты таких и не видел, небось.