— У нас места только для черных, — сказал мужчина.
У него плохое сердце, думал Семен, не ешь так много, хотелось ему сказать горному инженеру, такие нагрузки вредны для твоего мотора. Но ничего не сказал.
Ася улыбалась пассажирам. У нее взрослый сын, если она бабушка. Впрочем, не очень, ведь еще три года назад он привозил ему школьную форму из Москвы.
— А ведь наша жизнь в его руках, — сказала учительница.
— Не только в его, — ответил многозначительно инженер.
Учительница и горный инженер понизили голоса. Говорили явно о нем.
— О чем он думает? — спросила учительница.
— Надо знать хоть что-то о нем, чтобы предполагать…
— Может быть, о жене, — предположила учительница.
— Что она делает сейчас? — подхватил горный инженер. — А вдруг рядом с нею другой, и нельзя вернуться домой. Вы можете, я могу, а он не может.
— А может быть, о ботинках, которые надо купить, — сказала учительница.
— А может быть, об этой моложавой поварихе? — сказал инженер, и они засмеялись.
Семен встал, и они замолчали.
— Через четыре минуты выезжаем, — громко сказал он, чтобы все слышали.
Пассажиры заторопились. Задвигали стульями. Ася вышла из кухни.
— Знаешь, меня сватают, — сказала она.
— Кто? — спросил он.
— Бурляк.
— Летчик?
— Да, он капитаном в армии был, — Ее глаза сияли.
— Скажи, когда свадьба.
— Скажу, только я еще не решила.
Ты все решила, подумал Семен, все ты решила. Тебе тридцать девять лет, и у тебя никогда не было своего капитана, даже бывшего. Был муж — губастый и кучерявый парень, он видел его фотографию. Погиб через два месяца после свадьбы, на лесоповале.
— Боязно начинать старухой сначала, — вздохнула Ася.
— Мне бы такую старуху, — сказал Семен. — Выходи и не сомневайся. Мужик он крепкий, у сына своя семья, пора и тебе устраиваться. — Он сказал так, как ей хотелось, как ей говорили подруги, да так он и думал.
— Спасибо, — сказала она. — Может, что положить на дорогу?
— Не надо, — сказал Семен и только теперь заметил ее прическу, мелкий барашек завивки, а под халатом синее праздничное платье. — Ждешь?
Она кивнула. За ними наблюдала учительница. Она поощрительно дернула бровью: давай, давай, шофер. Семена это так разозлило, что, сев в кабину, он нажал на клаксон. Мужчины торопливо бросали сигареты, он понимал, как необходимы им эти несколько затяжек после ужина, но никак не мог унять расходившуюся злость.
— Быстрее, быстрее! — крикнул он совсем неповинным пассажирам.
6
За поселком он увеличил скорость. Мелькали телеграфные столбы, мочила — квадратные пруды, в которых мок лен.
…И тогда были такие же квадратные пруды, он хотел напиться из такого, успел зачерпнуть, и мать его отшлепала, он это запомнил.
После окружения они шли днем, а вечерами останавливались на ночлег в деревнях. Вместе с платьями в узле матери лежал кусок карты, она нашла его, когда однажды ночевали в школе. Семен никак не мог понять, как по карте без компаса можно найти дорогу, ведь у военных, кроме карты, всегда был и компас. Он собирался, но не успел спросить. Семен запомнил, что они шли весь день, а к вечеру он хотел спать. Мать достала карту, травинкой ткнула в сплетение красных, черных и синих линий.
— Мы вот здесь. Завтра к ночи будем у деда.
И снова он плелся за матерью, поднимая ногами клубы пыли, играл в артиллерийский бой. Сзади показалась машина. Мать обеспокоенно огляделась: в этот вечерний час шоссе было пустым. Машина обогнала их и остановилась. Из кабины вышел солдат с серебряными нашивками на рукаве мундира — фельдфебель, как потом объяснили Семену. Фельдфебель покачивался на широко расставленных ногах и рассматривал мать. Из кузова выглянули еще двое солдат. Один из них показал Семену язык. У матери дрожали руки.
— Гут, — сказал фельдфебель.
Солдаты в кузове захихикали. Один из них выпрыгнул. Морщинистая кожа топорщилась у него на кадыке небритой щетиной. Солдат протянул Семену жестяную банку с леденцами.
— Возьми, — сказала мать.
Прижимаясь к обочине, не глядя на солдат, прошмыгнул босой старик с поршнями через плечо. Мать позвала его:
— Василий Степанович?
— Какой я Василий, Николай я! — отмахнулся старик.
— Ради бога, скажите, что я ваша дочь, — торопилась сказать мать.
Старик, не оглядываясь, мелко трусил по дороге. Неожиданно фельдфебель присел, перевалил мать через плечо и побежал к машине. Шофер остервенело начал крутить рукоятку. Фельдфебель крикнул непонятное резкое слово, и долговязый солдат, подчиняясь команде, начал карабкаться в кузов. Ноги у него срывались, скользили по доскам борта. Солдат напомнил ему соседского мальчишку Петьку, который воровал яблоки и, когда за ним погнался хозяин, от страха никак не мог перелезть и так же царапал ботинками доски забора.