Никто не обратил на него внимания, только в самом конце деревни окликнул старик с завалинки. Старик долго его расспрашивал.
— Дед Кирилл, говоришь? А мать как звали?
— Анна Кирилловна.
— Нюрка, значит. А отец кем был?
— Комиссар, — похвастался Семен.
— Сейчас все рядовые, — сказал старик и провел Семена в дом.
Семену дали молока и большой теплый ломоть черного хлеба, намазанного маслом. Масло таяло на хлебе. Он рассказал все подробно, женщина вытирала слезы передником и вдруг заплакала в голос, а старик на нее цыкнул.
На следующее утро старик запряг лошадь.
— Дед твой при новой власти большой человек, — сказал он и непонятно хмыкнул.
Вечером он вернулся с дедом. Семен и своему деду все рассказал подробно и про мать и про лейтенанта, который ходил по огороду с пистолетом. У деда тоже был наган в блестящей желтой кобуре, а на рукаве повязка с надписью по-русски и по-немецки.
Всю ночь старики ругались. Семен просыпался и слышал, как старик говорил:
— Велика Россия, Кирилл, всю не пройдут.
— Поживем — увидим.
— Вернутся наши.
— Однова живем, — говорил дед Кирилл.
— Сволочь ты продажная.
— Вот я тебе смажу, — пообещал дед Кирилл.
— Куда я против. Ты же Гитлером вооруженный.
— Не растравляй, — пригрозил дед Кирилл.
— Вернется зять, спросит…
Старики все-таки подрались, смыли кровь под умывальником, а на следующее утро Семен с дедом уехали из этой деревни.
В городе они зашли в полицию. По двору полиции ходили мужчины в одинаковых синих пиджаках, как потом Семен узнал, эту форму реквизировали для полицейских в местном универмаге. У всех, как у деда, на рукавах были повязки. В дежурной комнате висел портрет Гитлера, а под портретом, задрав хобот, стоял станковый пулемет.
Здесь же впервые он увидел Осипова. Осипов улыбался золотыми зубами, и все на нем поскрипывало: сапоги, портупея, кожаная куртка. Дед отозвал его в сторону.
Потом они поехали в полевую жандармерию, и Семен долго ждал в приемной на плюшевом диване. За дверью говорили по телефону, и Семен несколько раз слышал, называли его мать — Буслаева Анна Кирилловна. Вместе с дедом и Осиповым из кабинета вышел офицер с витыми, как крем, на пирожных, погонами, потрепал Семена, по щеке, дал ему плитку шоколада и улыбнулся:
— Мальчик, все будет хорошо.
— Что ж хорошего? — буркнул дед.
8
Семен сбросил скорость. Впереди было село. Автобус по селу идет две минуты. Семен давно подсчитал: село от окраины до окраины — четыре километра. На этот раз он отметил по спидометру: точно четыре километра. На обратном пути Семен проезжал село днем. Село запомнилось по велосипедам. Днем сотни велосипедов стояли у конторы, школы, домов. Года два назад появилось много велосипедов с моторами, наверное, был хороший урожай. На трассе Семен знал многих. Рядом с автовокзалом стоял дом. Там жил старик. Шесть лет Семен здоровался со стариком. Старик всегда встречал автобус. Он подходил и рассматривал пассажиров светлыми, выцветшими от старости глазами. Старик и зимой и летом носил куртку из серого шинельного сукна. Полгода назад старик перестал приходить к автовокзалу. Семен прождал его несколько рейсов и зашел в дом.
— Помер старик, — сказала ему неряшливая женщина и облегченно вздохнула. — Чудить стал на старости лет. Все ехать куда-то собирался. Помер. А вы кто ему будете?
Семен не стал ей объяснять, да и объяснять было нечего. Женщина подозрительно проследила за ним, пока Семен не закрыл калитку.
Они жили с дедом Кириллом вдвоем. Дед вставал на рассвете, доил корову и выгонял ее в поле, бабка умерла перед войной. Они сами варили щи, и Семен помогал деду крутить мясорубку. Вечером дед обычно рассказывал Семену о своей жизни. Выходило, что дед был героем, потому что воевал с белыми и был командиром.
— Ты немцев боишься? — спрашивал дед.
— Боюсь, — признался Семен.
— А ты не бойся, и все, — убеждал его дед. — Немец, он, конечно, не дурак, потому ему умирать тоже неохота. Ты видел наши танки?
— Видел.
— И все. Не бойся. У нас тоже есть танки. Мы еще им дадим под… — Дед выругался.
— Почему под…? — спрашивал Семен.
— Потому… — Дед обдумывал ответ. — Но ты плохих слов не употребляй, это некультурность. Но так их за ногу, их матерей…
Семен от деда выучил много новых слов. С тех пор прошло больше двадцати лет, и однажды, когда его разозлили слесаря в автопарке, Семен выругался дедовым ругательством так, что слесаря долго просили повторить, они никогда такого не слыхали.