Он уже дошел до подножия хребта, на склоне которого работали аборигены. Наверное, надо было подняться выше, чтобы получить данные о тоннеле – обрывается ли он тут или продолжается дальше под хребтом? Но уж очень устал Баркли. Он тяжко дышал, по щекам неприятно текли струйки пота, и ноги отказывались тащить вверх отяжелевшее тело. Он с усилием поднял руку и взглянул на часы. Черт, время течет незаметно на этой клятой планете: оказывается, он уже пятый час бредет с сейсмографом за спиной.
Баркли выключил сейсмограф и потащился обратно. Его обогнал «жезлоносец» – остановился метрах в пяти, как бы поджидая Баркли и выставив, как ружье, разрядник. Венчик волос вокруг лысой головы был у этого аборигена седой, и бурая шерсть тоже отливала сединой.
«Что, старичок, – мысленно обратился к нему Баркли, замедляя шаг, – бегаешь все? Зажился на свете, а? Только не надо меня пугать, я тут ничего не трогал из вашего имущества…»
«Старичок» ткнул палкой в сторону Баркли. Неприятно выглядел кончик разрядника – обожженный, покрытый копотью набалдашник. Потом «жезлоносец» длинным прыжком отскочил, дал дорогу. «Да нет, – подумал Баркли, медленно волоча ноги, – с этими ребятишками, по макушку начиненными энергией, столковаться невозможно».
На юге, в двух-трех километрах, виднелся в ярком свете прожекторов задранный в зенит нос десантной лодки. А впереди Баркли увидел экран, по которому плыли прекрасные земные пейзажи, и две фигуры в белых скафандрах возле него. Второй – это, конечно, Грегори. Вон его вездеход с массивной решетчатой башней-антенной. Наверное, он уже отправил на Землю телерепортаж о тау-станции, успел побывать у Драммонда и теперь приехал сюда, чтобы запечатлеть Великий Контакт. Предполагалось, что вчерашний Единственный Зритель снова придет смотреть фильмы.
– Ну что, – спросил Баркли, подойдя к коллегам, – пустует кинозал? Или уже приходил тот зевака?
– Пока не приходил, – сказал Коротков. – Вот, Грегори говорит, сегодня их много скопилось там, где идет разведка. Человек пятнадцать.
– Весь совет министров, – подтвердил Грегори.
– Должно быть, и наш зритель там бегает. Ничего, подождем. Придет.
– Блажен, кто верует, – пробормотал Баркли. – Были сегодня нападения на роботов?
– Нападений не было, – сказал Грегори, – но черт их знает, что они замышляют.
– Пойду отдохну немного, – сказал Баркли.
В кабине вездехода он с жадностью выпил банку витакола и повалился в кресло. Но уже минут через десять заставил себя подняться и выложил на столик ленты, снятые с самописцев сейсмографа. Некоторое время он работал, отмечая на карте новые данные. Тоннель на протяжении километра и двухсот метров тянулся по прямой в направлении хребта – и вдруг оборвался. Дальше запись отраженных сигналов показала на шестиметровой глубине выступ, отличный от материала грунта. За выступом последовала широкая впадина, а потом – опять такой же выступ. И снова впадина.
Вычертив профиль этих чередований с указанием глубин, Баркли бросил карандаш и, подперев лоб ладонью, задумался. Лоб был горячий и влажный. «Что за дьявольщина, – подумал он, – никогда я так не уставал».
Он слышал, как, захлопнув дверь шлюза, вошли в кабину Коротков и Грегори Станко. Слышал, как Коротков звал его обедать. Баркли помотал головой и сказал, что не хочет есть.
– Да не заболели ли вы, Джон?
Он почувствовал холодную ладонь Короткова на своем лбу. Потом увидел перед собой таблетку на той же ладони и открытую банку с витаколом.
– Нет, – с трудом шевельнул он языком. – Просто устал немного.
Но Коротков был настойчив, он заставил Баркли проглотить таблетку, а потом с помощью Грегори поднял его под мышки и повел к дивану, откинутому от борта. Баркли хотел сказать про странные выступы и впадины, обнаруженные сейсморазведкой у подножия хребта, но, улегшись на диван, сразу провалился в черную яму сна.
Должно быть, он несколько раз просыпался.
В тусклом свете, видел он, в кресле сидел Грегори и ел сосиску. Тень от поднятой руки перечеркнула наискось знак экспедиции на груди его скафандра.
– А почему Драммонд называет их ахондропластами? – спросил Грегори. – Что это значит?
Коротков, невысокий и широкоплечий, прохаживался по кабине – пять шагов вперед, пять назад. Его белобрысая голова упрямо торчала на крепкой мускулистой шее из горла скафандра, – так уж ему, Баркли, показалось, что вид у нее упрямый.
– Ахондропласты, – сказал Коротков, – это уроды с укороченными конечностями. Драммонд не прав, когда называет так аборигенов.