– Прекрасно помню эту передачу, – сказал Чейс. – Столб огня наехал на «Севастополь» и спалил его в один миг. Я и моргнуть не успел. Столб огня, а может, и верно, смерч. Помню, мой дед тогда сидел рядом и смотрел передачу, так он, поверите, кинулся было за огнетушителем, ему показалось, что телевизор вспыхнул…
– Подите вы со своим дедушкой, Роджер, – сказал Баркли, слабо взмахнув рукой. – Ни черта вы не хотите понять… И я не понимал, для чего они накапливают тау-энергии больше, чем им нужно… – Его голос окреп, глаза, не мигая, смотрели на Морозова. – А теперь понял: избыточность – для защиты от нападения! Рассчитано на крупный десант – ну, как с этими, круглоголовыми, – тут огромная нужна энергия, чтобы сжечь… Огромная – сверх той, что они потребляют для зарядки…
– Верно, Джон, – кивнул Морозов. – Они предпочитают сбрасывать излишки энергии, чем оказаться беззащитными при нашествии. Верно, верно… Это логично… И надо было, как Юджин Моррис, десятки лет наблюдать за Плутоном, чтобы обнаружить их уязвимость, их ахиллесову пяту, – вот эти коротенькие промежутки между разрушением Дерева и новым ростом.
– Саморазряд. Каждые пятнадцать лет – саморазряд аккумулятора. Что вы там говорили о каких-то корнях в подземелье?
– Я тоже думаю об этом. Я подумал, что еще до катастрофы существовал этот колодец, там проводились опыты по аккумуляции тау-частиц. Вспомните из школьного курса: в прошлом веке вот так же, в глубоких подземельях «ловили» нейтрино. Корни, которые привиделись Володе, и были, наверно, первыми тау-аккумуляторами. Во время катастрофы в подземелье уцелела группа ученых. И тут начинается самое поразительное. Они приспособили собственные организмы для зарядки тау-энергией. Вероятно, такие эксперименты шли и раньше. Может быть, на животных. А когда припекло… ну, понятно, в общем. Троим удалось выжить.
– Прекрасный пример, – заметил Коротков. – Уж если разум возник, то способен противостоять любым катаклизмам. Мне и раньше казался сомнительным тезис о том, что у технически развитых цивилизаций короткая шкала жизни в космическом масштабе. Нет, неограниченно долгая!
– Бросьте, Станислав! – Баркли устало закрыл глаза. – В природе нет ничего неограниченно долгого.
– В природе нет, согласен. Но ее порождение – разум достигает такого могущества, что способен выжить, даже если погибнет окружающий мир. Не-ет, бесконечная длительность психозойской эры – разговор не бесплодный.
– Разум способен выжить, – сказал Морозов, глядя на солнечную лужайку на стене. – Возможно. Но вот вопрос: какой ценой? У плутонян была, должно быть, цивилизация нашего типа. Я хочу сказать – техническая, городская. Они выжили, когда их мир погиб. Но – они ли это? Иная форма жизнедеятельности – не повлекла ли она за собой иную психологическую структуру, иной тип общественных отношений, даже иной внешний облик? Другая появилась раса, новая цивилизация ничего общего не имеет с прежней. Вот и получается: шкала жизни у цивилизации все-таки сравнительно коротка.
– У данной цивилизации, Алексей Михайлович, но не у цивилизации как формы существования разума вообще. Они стали другими – ну и что же? Лавровский верно говорил, что за возрастание информации надо платить. Да он и сам заплатил, – ну, это другой разговор.
– Все тот же… Все тот же, дорогой мой Станислав. Цена выживания, цена приспособления к другим мирам – нет, она не может быть любой. Есть какие-то пределы… Sumus ut sumus, aut non sumus.
– Я знаю, что это значит, и не согласен с этим. Простите, я должен прервать разговор. Что-то мне не нравится Джон.
Коротков подошел к Баркли, неподвижно лежащему в кресле, и нащупал пульс. Покачал головой:
– Реакция на перевозбуждение. Помоги, Гриша, перенести его в изолятор.
Грегори живо подскочил, вдвоем они подняли Баркли под руки и осторожно вывели из кают-компании.
– Алексей Михайлович, – сказал Черных. – Должен вам напомнить: сегодня одна ветвь отделилась от Дерева. И готова отделиться вторая.
– Да, Олег. Помню.
Морозов прошелся вокруг стола.
Контакт, первая удачная попытка взаимопонимания Видимый успех геологической разведки. Нападения на роботов. Болезнь Баркли. Угрожающий рост Дерева и особенно – дочерних конструкций. Надо уходить, пока не поздно. Сворачивать экспедицию и уходить. Не сделав второй попытки, не углубив контакта? Нет, так нельзя. Единственная и, может, неповторимая возможность достигнуть понимания, преодолеть вражду. Володя радостно настроен, он готовится к новому «сеансу». Когда еще представится случай, сулящий такую грандиозную перспективу?