Заостровцев переступил с ноги на ногу, прокашлялся.
– Тут действительно ошибка, – сказал он неуверенно. – Если у кого-то из нас ноль-четыре, то…
– Платон Иванович, – решительно перебил его Морозов. – Я требую повторного осмотра.
– Повторный осмотр, о котором вы просите, – руководитель как бы подчеркнул последнее слово, – будет через месяц. Вы сдавали зачет по организации службы и знаете это не хуже, чем я. Ровно через месяц. – Он отвел взгляд от бледного, взволнованного лица Морозова и добавил более мягко: – Вы можете сегодня же вылететь в студенческий дом отдыха. Приведите в порядок свои нервы.
Выйдя из каюты руководителя практики, Морозов потерянно побрел по коридору. Заостровцев шел рядом, говорил, что не станет искать нового напарника, попросит перенести зачет на месяц, и они обязательно полетят вместе, только вместе. Морозов уговаривал его не откладывать зачет, лететь с любым другим штурманом, но тот и слышать об этом не хотел.
– Может, оно и к лучшему, – сказал Заостровцев. – У меня, по правде, тоже сейчас…
Он не договорил.
– Что – тоже? – спросил Морозов.
– В общем, Алеша, полетим через месяц. Ничего страшного. Ну что нам месяц? Успеем еще налетаться за целую-то жизнь.
Трудно было смириться с отсрочкой зачетного рейса, но что же делать? Оставалось одно – как-нибудь убить несколько часов до отправления рейсового корабля на Землю. Морозов пошел в библиотеку, порылся в книгах. Что-то не читалось ему. Избегая встреч с однокурсниками, он слонялся по отдаленным коридорам Селеногорска.
Один из коридоров вывел его к предшлюзовому залу. Морозовым вдруг овладело желание выйти наружу, под черное небо Луны.
У выходного шлюза не было никого, кроме сантехника Севастьяна, дремавшего в углу на диване. Морозов поднял было руку к кнопке шлюзовой двери, но тут Севастьян приоткрыл глаза и спросил:
– Ты куда, мальчик?
– Я не мальчик, – сказал уязвленный Морозов. – Я курсант.
– Курсантам без руководителя выходить нельзя. Порядка не знаете? Каждый приезжий будет себе самовольничать – это какой же порядок? Отойди на три шага.
Морозов послушно отступил.
– Сам был курсантом, – неторопливо продолжал бубнить Севастьян. – Знаю я вашего брата.
– Вы были курсантом? – удивился Морозов.
– А что – не похоже? Был. Значок, как у тебя, носил. Реакция меня подвела, а то летал бы не хуже других. Медленную реакцию машина признала. Ну и пусть. Мне быстрой и не очень-то надо. Что смотришь? Не согласен?
– Не знаю, – сказал Морозов. – Кому какая нужна. Я предпочитаю быструю.
Тут прозвенел звонок, замигала лампа вводного шлюза. Севастьян отправился принимать пришедших. Морозов потоптался в зале, раздумывая, куда идти и чем заняться. Пока он размышлял, в зал вернулся из шлюза Севастьян, а за ним ввалилась шумная компания пилотов. Морозов сразу узнал в ней экипаж комплексной экспедиции и забился в угол, чтобы избежать встречи с Чернышевым. Но Чернышев увидел его. Увидел, широко улыбнулся, подозвал жестом.
– Давно с Земли? – спросил он, обняв Морозова за плечи и увлекая за собой в коридор. – Смотри-ка, время как быстро пролетело: был ты еще недавно зеленым курсантом, а теперь – без пяти минут пилот. Когда в зачетный рейс уходишь?
– Через месяц, – мрачно ответил Морозов. – Если пройду новый контрольный осмотр.
– То есть как? – Чернышев посмотрел на него сверху вниз, хотя Морозов и сам был не малого роста. – Ты не прошел осмотра? Почему?
Не было смысла уклоняться от ответа.
– Машина признала у меня подавленное состояние. Депрессия класса ноль-четыре. А почему – сам не знаю… Ошибка, наверно…
– Ребята, – повернулся Чернышев к своему экипажу. – Обедайте без меня, я позже приду.
Он привел Морозова в свою каюту, усадил на диван, плеснул в стаканы коричневого шипучего витакола.
– Слушай, Алексей, – сказал Чернышев, отпив из своего стакана и горой нависнув над Морозовым. – Машина не ошибается. Ноль-четыре не такая уж страшная степень, с кем не бывало в наш суматошный век, – тут вся штука в том, чтобы знать причину. Тогда можно быстро справиться, если, конечно, сам этого хочешь. А я причину твоей депрессии знаю. Молчи, – сказал он, видя, как вскинулся Морозов. – Это для меня давно не секрет. И для Марты тоже.
– Я ей никогда ничего…
– Не в словах дело. Она прекрасно все понимает. – Чернышев поставил стакан на столик. – Ты, Алексей, не мальчик уже. Пора научиться владеть собой, а не научишься – уходи из Космофлота, найди другое занятие. Говорю тебе, как друг.