Выбрать главу

Я включила диктограф и продиктовала заключение. Оно получилось коротким и, надеюсь, вполне основательным. Функционально нервная система К.И.Мухина представляется более предпочтительной… Я выдернула листок из машинки, подписала и сунула в ящик стола. Завтра утром отдам его Прошину. И хватит об этом.

Записала все это в дневник. А теперь пойду в библиотеку, хотя не очень-то хочется мне слушать про тау-частицы, будь они неладны.

12 апреля, вечер

Когда я вошла в библиотеку, Костя Веригин заканчивал свое сообщение. Он торопился, глотал слова и быстро набрасывал указкой-лучом на экране схемы и цифры. Потом Шандор Саллаи вознес над собранием свою великолепную седую голову, на которой всегда так аккуратно лежали волосок к волоску. Я не очень прислушивалась к его суховатой речи.

Тесное помещение было набито людьми сверх меры. Несколько ребят из обсерватории сидели на книжных стеллажах, а один оседлал кинопроектор. Черноволосый крепыш, сидевший в заднем ряду, поднялся, уступая мне место, но я покачала головой – не хотелось сидеть. Так и осталась стоять у двери. Этот крепыш и есть Мухин. Я смотрела на его характерный профиль с выпирающей нижней челюстью, смотрела со смутным ощущением вины. Что ни говори, а выбор мой сделан пристрастно. Знаю: Мухин рвется в экспедицию так же пылко, как и Алеша, и выходит, что я его облагодетельствовала. Но в то же время… Ох, запуталась я что-то.

Алеша сидел спиной ко мне, я видела его высокий затылок с ложбинкой. Странно, но я вдруг испытала почти материнское чувство, глядя на эту совершенно детскую ложбинку. Рядом с Алешей примостился сухощавый остроносенький человек, я знала его главным образом по восторженным отзывам Алеши. Это был Лавровский, довольно известный биолог, тоже входивший в состав Второй Плутоновой. Он, как я знала, принял какое-то участие в странной истории, приключившейся несколько лет назад с Алешей и Заостровцевым у Юпитера. Иногда мне попадаются статьи Лавровского, но читать их я не могу – не по зубам.

Шандор кончил говорить и сел. Раздался резковатый голос Бурова:

– Следует ли понимать вашу речь, учитель Шандор, в том смысле, что мы наблюдаем непредвиденный пик Активной Материи?

– Я этого не говорил, – сухо ответил Шандор. – Наблюдаемый стохастичный выброс тау-частиц пока не дает оснований менять принятую периодику Активной Материи.

– Пока! – Буров порывисто поднялся. Волосы над высоким его лбом торчали вперед и, в стороны, а худое лицо казалось перечеркнутым длинной линией рта. – Прошу обратить внимание на это многозначительное «пока»! Сегодня менять периодику не будем. Завтра – тоже. Пусть пройдет приличный академический срок, появится не менее полутора тонн новых трудов, не вносящих в проблему ни единого бита новой информации, – и тогда учитель Шандор соблаговолит подогнать под наблюдаемый выброс новую периодику…

– Да ты что, Илья? – вскочил Костя. – Что за тон у тебя?

Но Илья и глазом на него не повел. Есть старинное выражение – закусил удила. Вот и он так. Заявил, что никто тут, в обсерватории, не желает утруждать себя размышлением, никто и попытки не делает понять то, что наблюдает, и понадобился космический катаклизм, чтобы пробудить их от спячки.

– Спячки? – пророкотал мощный бас Виктора Чернецкого. – Многолетнее накопление фактического материала – это, по-твоему, спячка? Усовершенствованный тау-приемник – спячка?

– Я имею в виду теоретическую мысль, а не героические потуги практиков, – сказал, как отрубил, Илья. – Длинная цепь заблуждений, начатая Шандором Саллаи и приведшая к застою теоретической…

Тут поднялся такой шум – я просто не узнавала ребят. Чернецкий, наставив на Бурова палец, кричал, что создавать бойкие гипотезы, конечно, легче, чем годами сидеть у большого инкрата. Костя пытался успокоить ребят, вид у него был растерянный.

Я посмотрела на Инну. Она сидела между Ильей и Костей и, часто моргая, глядела куда-то вверх. Должна признаться: никак не могу освоиться с мыслью, что Инна стала космогонистом и участвует в теоретических дискуссиях. Впрочем, она не вмешивалась в спор – и, по-моему, правильно делала.

Старый Шандор вдруг поднялся и пошел к выходу. Я встревожилась и выскочила за ним в коридор. Внешне Шандор был абсолютно спокоен. В медпункте я налила ему стакан экстракта, он молча выпил и опустился в кресло. Я воспользовалась случаем и подключила к креслу датчики. «Не надо, – сказал Шандор, – все в порядке». Но я упросила его посидеть немного. Он вытащил из кармана книжку в мягком переплете и стал читать, а я тем временем просматривала записи. Особых отклонений от нормы я не обнаружила. Но каждому понятно, что волнения и обиды отнюдь не способствуют приживлению новой печени. Да еще когда обиду наносит твой бывший ученик. Все-таки возмутительно ведет себя Илья. Даже если он в чем-то прав. Хорошо еще, что Шандору никогда не изменяет выдержка.