– Фу ты, – засмеялся Морозов, – это мне следовало догадаться, что Надя училась у тебя. Говорят, способная девочка, да?
– Не то слово, Алеша. Поразительная одаренность, необычайно острый ум. Но, к сожалению, никакой дисциплины, одни порывы. Вдруг заявила, что история ей наскучила, и бросила университет как раз накануне выпускных экзаменов.
– Вот как! Где же она теперь?
– Мы говорили на днях по видеофону. Надя поступила в Институт человека, работает у Лавровского. Увлеклась, видите ли, биологией.
– Кстати, надо мне туда съездить. Лавровский не простит, если узнает, что я был в Москве и не заехал к нему. Будь любезен, отец, выдай мне полотенце и пижаму.
Спустя полчаса посвежевший, выбритый Морозов сидел на кухне и с аппетитом поедал салат и яичницу с ветчиной. Он ел и перешучивался с отцом, а Ирина Викторовна, мелкими глоточками попивая кофе, умиленно смотрела на сына.
– Положить тебе цветной капусты, Алешенька? – спросила она. – Нет? Ну и напрасно. Ешь, милый, ешь… У тебя утомленный вид. Мне кажется, ты похудел.
– Наоборот, мама. У меня появился живот. Этакий, знаешь, благодушный стариковский животик.
– Ты скажешь! Алешенька, – вдруг спросила она, – ты ведь не полетишь больше на эту ужасную планету?
– С чего это я полечу? – Морозов уставился на мать.
– Ну, я читала в газетах, что приближается срок… и надо готовить новую экспедицию… Я очень тебя прошу…
– Семь лет не летаю, – сказал Морозов, вытирая салфеткой губы. – Какой из меня теперь пилот? Не волнуйся, мама.
На площадке перед аркой Морозов оставил машину и вошел на территорию Института человека. Последний раз он был здесь года три назад, и хорошо помнил дорогу к лаборатории мозга. Сейчас обогнуть административный корпус и взять влево, там будет клиника, окруженная садом, а дальше и пойдут корпуса лаборатории мозга.
Он шел уверенно, не спрашивая встречных, и клиника оказалась на месте, и сад с белыми беседками, в которых сидели выздоравливающие люди, и вот они – розовые одноэтажные домики, подвластные Лавровскому. Но, подойдя к первому из этих корпусов, Морозов прочел: «Отдел адолесцентологии», и светилось красное табло: «Не входить». Он двинулся к следующему зданию и убедился, что и оно не имело отношения к лаборатории мозга, здесь помещался сектор эстетического воспитания. Переходя от одного корпуса к другому, Морозов понял, что заблудился. Лаборатория мозга куда-то переехала, и Лавровский, когда они утром говорили по видеофону, забыл об этом сказать. Пустынная улочка вывела Морозова к розарию, к кустарникам каким-то, за ними тарахтели землеройные автоматы, – тьфу ты, пропасть! Он посмотрел на часы – было пять минут третьего, а договорились о встрече в два, и Лавровский терпеть не мог неаккуратности…
Морозов повернул обратно и вытянул из кармана белую коробочку видеофона, ничего больше не оставалось, как вызвать Лавровского и спросить, куда он задевался со своей лабораторией, – но тут ему навстречу, из-за угла сектора эстетического воспитания, вышла девушка в белом халатике в сопровождении четырех молодых людей. У девушки была удивительно знакомая походка – легкая, танцующая. Она помахала Морозову рукой и крикнула:
– Алексей Михайлович, я за вами!
Это была Тоня, Тоня Горина из далеких студенческих лет, – в следующий миг, однако, Морозов понял, что это ее дочь, Надя Заостровцева.
Молодые люди почтительно с ним поздоровались, все они были рослые, спортивные. Морозову вспомнилось почему-то, как Марта ходила когда-то в окружении «паладинов»…
– Как ты догадалась, что я тут кручусь? – спросил он.
– Просто я знала, что Лев Сергеич ожидает вас к двум часам, – улыбнулась Надя. – Около двух я подумала об этом и вдруг поняла, что вы заблудились. – Ее бойкие карие глаза смотрели чуть насмешливо. – А эти товарищи пожелали проверить мою догадку и увязались за мной. Вот и все.
– Действительно… так просто… – пробормотал Морозов.
Идя рядом с Надей, он скосил глаза на ее оживленное смуглое лицо, на независимый носик. Витька рассказывал, что она бегунья мирового класса, и пловчиха, и «копье метает со страшной силой»…
– Давно тебя не видел, Надя, – сказал он. – Ты стала очень похожа на маму.
– Все дети похожи на родителей. Ваш Виктор тоже напоминает вас.
– Зимой ты была у нас в городке на практике – и ни разу к нам не зашла. Разве так поступают хорошие дети своих родителей?
– Конечно, нет. Но, во-первых, мне казалось непедагогичным ходить в гости к родителям моего ученика. А во-вторых, я не такое уж хорошее дитя, – Надя засмеялась. – Мама постоянно мной недовольна. Кроме того, Алексей Михайлыч, вы всю зиму разъезжали по разным конференциям и сессиям.