– Алешенька, угомонись. Испортишь прическу. – Она засмеялась. – Сколько трудов на нее положено, а ты… Алеша, ну слушай! На днях звонила Инна. Они с Ильей проведут лето на Аландских островах, там есть планктонная станция, на которой Илья…
– Знаю. Он уж второй год там околачивается. Ныряет. Зазывает…
– Так вот, они приглашают нас туда. Там тишина, море и сосны.
– Аланды? – наморщил лоб Морозов. – Чего мы там не видели? Море с соснами и здесь у нас… Давай лучше на Кавказ! – сказал он с жаром. – Никогда я не был на Кавказе. То есть был, но на лунном, а не на земном, настоящем. Махнем, Мартышка, на погибельный Кавказ!
– Почему погибельный?
– Так предки его называли. Пойдем-ка, прокручу тебе одну запись.
– Алешенька, некогда мне, я и так опаздываю, – запротестовала Марта, но он взял ее за руку и повел в гостиную, убеждая, что человек всегда, при любой занятости, может выкроить десять минут для искусства.
Ругая себя за отсутствие порядка, он спешно рылся в старой, давно не тревожимой коллекции звукозаписей, приговаривая:
– Сейчас, сейчас, потерпи полсекунды. Такая забавная песня… вот она!
Он поставил катушку, она завертелась, и высокий женский голос быстро произнес: «Я давно тебе не писала. Очень занята и рада своей занятости – меньше лезет в голову глупых мыслей. Ты во всем права, но я не вернусь. Знаю, что никогда не разлюблю, но все равно…»
Марта подскочила к проигрывателю, сорвала катушку.
– Что это? – Морозов недоуменно мигал.
– Не понимаю, почему она оказалась у тебя. Витька, наверное, рылся и все перепутал. Это давнее письмо Инны.
Верно, история была давняя. Он, Морозов, возвратившись с Плутона, узнал от Марты, что Инна Храмцова рассталась с Буровым. Что у них произошло? Никто, кроме них самих, не знал. Ну, может, Марта и знала – как-никак была она лучшей подругой Инны. Но чужие секреты Марта хранить умела. Что-то год прошел после этого, или два, – и Марта вдруг сообщает ему, Морозову: помирились, снова вместе. Будто бы заявился Буров к Инне как ни в чем не бывало и предложил «начать с нуля»…
Марта порывалась уйти, но он уговорил ее послушать «забавную песню», которую все-таки отыскал. Это была старая солдатская песня. Морозов улыбался и блаженно щурил глаза, слушая. Пел его же голос, которому преобразователь формант сообщил хрипотцу и стилевую выразительность.
– Большая редкость – песня Апшеронского полка, – сказал Морозов. – Апшеронский полк и вправду носил сапоги с красными отворотами. Свирепая внешность – тоже прием для устрашения противника…
– Странная песня. – Марта направилась к двери. – Не очень-то забавная, по-моему. Алеша, я ухожу. Значит, договорились: едем на Аланды.
– А на Кавказ решительно не хочешь? Ладно, будь по-твоему…
Море было усеяно бесчисленными островками – будто сказочный исполин расшвырял по Ботническому заливу бурые глыбы гранита.
Витька прилип к иллюминатору, зачарованно глядя на архипелаг. Морозов тоже смотрел вниз, но то и дело отвлекался, поглядывал на Витькин точеный профиль, на русые колечки его волос. Все больше делается похожим на Марту, подумал он. И еще подумал с затаенной печалью, что мало знает своего подрастающего сына.
Пассажирский самолет начал снижаться над лесами острова Аланд, над зелеными лугами с пестрыми пятнами стад. Открылся Мариехамн – бело-красная россыпь домов, острая готика старой ратуши, огромный четырехмачтовый парусник на приколе у гранитной стенки. На сером зеркале фиорда белели суда.
Формальности в аэропорту заняли немного времени. И вот уже с охапкой роскошных тюльпанов бежит к ним Инна Храмцова – все такая же тоненькая, бледнолицая, с голубыми жилочками на висках под прозрачной кожей. Со смехом кинулась к Марте в объятия, они заговорили бурно и одновременно, как это водится у женщин. Буров подошел не торопясь, на нем была белая рубашка и модные штаны из блестящего материала, обтягивающие голенастые ноги.
– С тех пор как ты удрал с сессии из Вены, – сказал ему Морозов, – ты еще больше стал похож на такого, знаешь, хитрющего кота.
– В вашей федерации, вице-президент, скорее станешь походить на старого филина, – ответил на выпад Буров. – Здравствуй, Марта. Привет, Виктор. – Он протянул мальчику руку, и тот с силой ударил его по ладони, такая была у них игра. – Слабовато, все еще слабовато, деточка. Ну ничего. Мы тут сделаем из тебя пловца, быстро поздоровеешь.