Она махнула рукой.
Опрометчиво.
Я Златовласка, настаивала она, напевая, после чего оторвалась от перил и сошла со скрипучего мостика.
Элис сделала пару шагов и ахнула.
Боже мой, подумала она.
В глубокой тени на поляне, у самой кромки леса стоял маленький домик. Вот ведь странно, сказала Элис, ни к кому не обращаясь. До сих пор я его не замечала. Может быть, он прятался в тени? Я вообще не заметила его с холма.
Ну разумеется, она его не заметила.
Элис пошла по ковру из листьев к домику.
Часть ее существа хотела вернуться, чувствуя неестественность происходящего. Ведь она только что сказала, будто она Златовласка. А в следующую секунду действительно появился домик, и если это не домик трех медведей, то чей тогда?
Она приблизилась робкими шажками. Затем остановилась.
Домик был прелестный. Как и полагается домику из сказки, с резными карнизами, ставнями и наличниками. Элис пришла в возбуждение. Она вприпрыжку кинулась к домику, чувствуя себя маленькой девочкой.
Она решила и дальше лепетать по-детски, заглядывая через покрытый пылью оконный переплет.
Ой-ой-ой, ворковала она, ну лазве не чудесный клошечный домик?
Она не могла как следует разглядеть, что там внутри. Окно было мутное. Надо подойти к двери, проявилась одна мысль из массы невнятных обрывков в голове. Она поверила, что это ее собственная мысль, и направилась к двери.
Дотронулась до нее. Толкнула. Ух ты, сказала она и заглянула внутрь.
Там была точно такая же комната, как на картинке в книжке про Златовласку, которую она в последний раз видела лет двадцать назад.
Двадцать? Ошеломляющая мысль несколько ослабила ее восторг. Она надула губки от обиды на жестокое время.
Затем сказала себе: не стану даже думать об этом. Буду веселиться.
Итак, крошка Златовласка вошла в маленький домик и увидела там, посреди комнаты, три стула.
Нет, ну надо же, сказала Элис, не вполне улавливая настроение, каким был пронизан момент.
Она с недоверием смотрела на стулья.
Один был большой. Второй был размером для мамы. И третий — детский.
Ой, сказала Элис.
Она огляделась по сторонам. Все сходится. Она была поражена. Шутки кончились. Готово дело. Спятила. Но это же правда, она на самом деле здесь.
Элис подошла к большому стулу. Она гадала, для чего все это устроено. Разумеется, она никак не могла догадаться.
Ее рот был готов растянуться в улыбку, когда она радостно уселась на краешек стула для папы. Она негромко засмеялась, и серьезность сошла с ее некрасивого личика. Она снова ощутила себя девочкой. Я крошка Златовласка, и я прибью любого мерзавца, который посмеет сказать, что это не так.
Она огляделась по сторонам, ее губы кривились в попытке сдержать улыбку мрачного восторга. Мне не нравится этот стул, подумала она. Мне он не нравится, потому что я Златовласка и он должен мне не нравиться.
Она выпрямилась на стуле.
Я действительно Златовласка. Я по-настоящему превратилась в нее.
Эта мысль вызвала головокружение у миссис Элис Грэйди: замужем десять лет, бездетная, первая седина в волосах, ненароком забрела в сказочный мир.
Мне не нравится этот стул, заявила она.
И, что самое странное, он ей в самом деле не нравился. Поэтому она встала. На миг ее пронзила мысль, что Джордж не увидит этого чудесного места. Что ж, сам виноват, так и проспит всю жизнь. И ее нельзя было винить за эту мысль.
Элис застыла на секунду, думая, кто же может владеть этим чудесным домиком. Может, это выставочный павильон какой-нибудь меховой компании или мебельной фабрики? А? — спросила она, но стены ничего ей не ответили.
Она подошла к окну и посмотрела наружу.
Видно было плохо. Однако она заметила, что уже темнеет.
Но солнечные лучи пока что еще пробивались сквозь кроны деревьев и падали на землю. Элис смотрела, как золотые ленты протягиваются сквозь сумрак. Она вздохнула. Это сказка, без дураков. Нереальный мир, ставший реальным.
Это ее напугало.
Потому что люди не привыкли к тому, чтобы нереальное становилось реальным. От этого их сытые мозги охватывает нечто похожее на болезненный голод. Они заключают реальность в удушливые рамки теории вероятностей. И только в определенный момент времени, когда они ослабевают, то впускают в себя воображаемое.
Как раз в такой момент их можно прибрать к рукам.
И вот, напуганная лишенным определенной формы осознанием, Элис застучала каблучками к двери. Дверь открылась без труда. И это все изменило.