The party takes the heaviest toll. There is no excuse for me. We are approaching the X Congress. I shall try NOT to be a delegate so I can quietly study at least during those three days without being chased from one «extraordinarily important session» to some other action where I am «indispensable». Slowly I am convincing the Secretary about me being a student also for studies and not only for political activities in the University.
I was looking for a room in the neighbourhood of my working place but I couldn’t find anything good for us. Still I hope that in the worst case we can stay in the students home. I demanded permission for this from the Students organization and in principle there is no opposition. The trouble is that there is not much privacy in such students homes and I don’t see why should I share those very few moments I can have with you with two dozen strangers.
Say Bruri, what’s your opinion about getting married in the course of Hanuka! There is a whole week, when the University is closed and outside study I can have a spell of time to be with you more than five minutes a day. We can have a couple of days in Tel Aviv or Haifa too. If not in Hanuka I can’t see when next there will be such an occasion. Don’t forget to convey my greetings to Naama, and don’t forget that I love you more than ever. If your eyes are getting tired, go to an eye specialist at once, the glasses won’t spoil your beauty. I shall be in Tel Aviv on the 6th in the afternoon.
Marcell[30]
Как, должно быть, лестно было внимать этим обжигающим словам, ощущать наплыв любви, переживать неимоверную пылкость слепого обожания, но – увы, в конце концов слишком горькой оказалась эта легкая победа. Три месяца спустя Марцелу приходится признать, что «чувство, сметающее все на своем пути» привело его в «смятение». Молодой муж, душа поэтическая, но на первый взгляд такая рациональная, вынужден осознать: хоть он и вооружился не опровержимой логикой, которой овладел благодаря чтению Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, этих гигантов мысли, факты сильнее любой логики. Но он не страшится горькой правды: «Потому что ни у тебя, ни у меня нет твердой почвы под ногами и потому что я уже потерял всякую связь со своей прошлой жизнью». Не сдаваться в данном случае не значит ничего иного, как со всего размаху биться головой о непроницаемую стену молчания. «…Я любил тебя, даже когда еще был отрезан от всякой надежды, что когда-нибудь мы снова встретимся». И как замечательно формулирует он в конце своего письма задачу на будущее: ему хочется добраться до «таящихся в глубине нежных чувств» Брурии, хочется взломать наглухо замкнутую «ракушку», в которой они запрятаны.
19th of March, 1947
Bruria Darling!
There are three months since we married. It is time to make some observations although I do not dare to pretend to know more about the future of our relation than my own hopes for its perpetuity. To begin with, it is something we both know: all marriages are, or better, have got their difficulties at the start, still our case being a special one, we made the mistake of underestimating the dangers. I have taken too lightly the fact that you were not in love with me; you have been too daring in expecting from yourself to be able to cope with all the demands and possible complications of marriage in case of marrying anybody (anybody from the point of view of the sentimental attachment).
We both were mistaken and we both did not give up. This is the «deus ex machine», the surprise for me and for the sceptics as well. We did not give up because this would have been a mechanistic attitude.
We did not give up because there is not guarantee that something better or at least as good as that and not worse, waits around the corner.
We did not give up because we BOTH need love, and both of us genuinely hope that there is a possibility for changes, for a development to put it better.
The trouble was and partly goes on to be, that we had such a different attitude towards love, owing to our diametrically opposed background and practical differences, that we were unable to compromiseon the sentimental ground although logical decisions have been taken in this respect.
The question remains if only the form is divergent or the content of love is so altered in each case that no development, say no compromise will be able to patch it up?
I think this view is mistaken: love is a natural necessity common to all normal and healthy people, those then, whose soul has not been crippled under the existing social conditions. That much for what I think is common ground. Now for me alone: I must confess to-night that I became too strongly involved in this affair. Too strongly because there is no solid ground under our feet and I already lost the touch with my previous life. It is true I loved you even in my being isolated from all hope of meeting you, but this love never obliged my thinking, planning and carrying out – my full self; it only affected my sentimental half or quarter. To-day it is overwhelming and therefore confusing. Please don’t take this for blackmailing you with my sentiments. It hurt me terribly when you asked in Ben Shemen last Thursday if I shall commit suicide in case you will leave me. The amount of love is not weighed by desperate deeds. I am sure that I am strong enough to stand any blow may this bring the greatest pain and the longest suffering.
In the past I experienced this in a very concentrated form, you know the fate of my beloved ones, this has shaken me out of my track for some time, but I got back and carried on.
Now this must be clear to you: I don’t want you Bruria because I cannot imagine life without you, I want you because life is nicer, better, fuller, nearer to perfection with you than without you. More about this: you can make, and in some respects you already made a better man out of me, this of course only if you will find the right approach, and believe me dearest one, I can help you in bringing about the changes you wish to see in yourself, if you will open yourself to me not only with logical decisions, but with the tenderness of your feelings locked somewhere in the depth of your shell. There is never too much love if we are ready to take it, not for its own sake but for the sake of our belief in an ever blooming, glorious march of the human race towards that to-morrow that sings in our hearts.
There is nothing more I can say that you don’t know already, I shall not use the word your name conveys me its content: My Bruria, Your Marcell[31]
вернуться
21 февраля 1946 г.
Иерусалим Брурия, дорогая моя.
Ну вот, я начал и то и другое: ходить в лабораторию и работать по утрам. Не могу сказать, чтó тяжелее. В лаборатории я иной раз удивляюсь, как так получилось, что человек, который знает так мало, как я, вообще рискнул взяться за химию. Все это похоже на авантюру. Все равно мне нужно наверстать упущенное, и если ты будешь здесь, учиться мне будет легче. Очищаю свой мозг от ржавчины, чтобы сердце могло гнать туда свежую кровь. С работой все не так плохо, только приходится ночевать где-то в городе, иначе вовремя не успеть. Надо вымыть примерно 14–16 аппаратов. Если ночь сухая, то работа эта несложная, но когда они покрываются влагой, начинается ад. Тогда это не только занимает в два раза больше времени, но и клиентам всегда что-нибудь да не нравится, и они не жалеют ни голоса, ни выражений, чтобы высказать свое мнение. Но самая большая нагрузка – партийная. Тут мне нет никаких оправданий. Близится X съезд. Постараюсь, чтобы меня НЕ отправили туда делегатом, чтобы можно было спокойно позаниматься хотя бы эти три дня, а то ведь будут гнать с одного «чрезвычайно важного заседания» на другое мероприятие, где я совершенно «незаменим». Мало-помалу мне удастся убедить секретариат, что я студент, которому надо еще и учиться, а не только вести политическую деятельность в университете. Искал для нас комнату где-нибудь рядом с моей работой, но ничего подходящего не нашел. Как бы там ни было, надеюсь, что в худшем случае мы сможем поселиться в студенческом общежитии. Я попросил разрешения на это в студенческой организации, в принципе они не возражают. Беда только, что в таких общежитиях нет особых возможностей для личной жизни, и я не очень понимаю, почему я должен делить те редкие моменты, когда мы сможем быть вместе, с двумя десятками чужих людей. Скажи, Брури, как ты относишься к тому, чтобы пожениться в Хануку? Университет целую неделю будет закрыт, и вне учебы было бы чудесно побыть вместе с тобой больше пяти минут в день. Пару дней мы могли бы провести в Тель-Авиве или в Хайфе. Если не в Хануку, то не знаю, когда представится ближайший такой случай. Не забудь передать мой привет Нааме и не забывай, что я люблю тебя больше, чем когда-либо. Если у тебя быстро устают глаза, немедленно сходи к специалисту, очки не испортят твоей красоты. В Тель-Авиве буду 6-го числа пополудни.
Марцел (англ.). (Примеч. перев.)
вернуться
19 марта 1947 г.
Брурия, дорогая моя!
Вот уже три месяца, как мы женаты. Пора сделать несколько замечаний, хотя я бы не осмелился утверждать, что знаю о будущем наших отношений что-либо, помимо собственной надежды на то, что они сохранятся навеки.
Начну с того, что мы оба знаем: поначалу любой брак сталкивается с трудностями, но у нас положение особое, потому что мы допустили ошибку, недооценив опасности. Я слишком легкомысленно отнесся к тому факту, что ты в меня не влюблена, ты тоже проявила излишнюю смелость, решив, что сможешь справиться с затруднениями, возможными в браке, когда выходишь замуж за кого попало (за «кого попало» с точки зрения чувственной связи).
Мы оба ошиблись, и ни один из нас не сдался. Это deus ex machina, это большая неожиданность для нас обоих и для тех, кто был настроен скептически.
Мы не сдались, потому что это было бы механистическим подходом. Мы не сдались, потому что нет гарантии, что за углом нас ждет нечто лучшее или по крайней мере не хуже того, что есть. Мы не сдались, потому что у нас ОБОИХ есть потребность в любви и потому что мы оба искренне надеемся, что есть шансы на перемены, или, точнее говоря, на развитие.
Беда была в том – и отчасти остается, – что мы настолько по-разному подходили к любви вследствие диаметральной противоположности нашего происхождения и жизненного опыта, и в том, что были неспособны к компромиссам на почве чувств, хоть мы и приняли логические решения в этом плане.
Остается вопрос, относятся ли столь сильные расхождения только к форме, или содержание любви в этих двух случаях тоже настолько разное, что этого не преодолеть никаким развитием или компромиссом?
Мне кажется, что это воззрение ложное: любовь – это естественная потребность любого нормального и здорового человека, то есть по крайней мере тех, кто не изуродован существующими общественными условиями.
До сих пор речь шла о том, что я назвал общими основаниями. Теперь что касается меня одного.
Сегодня ночью я должен признать, что слишком уж сильно втянулся в это дело. Слишком сильно еще и потому, что ни у одного из нас нет твердой почвы под ногами, и потому, что я уже потерял всякую связь со своей прошлой жизнью. Правда, я любил тебя, даже когда еще был отрезан от всякой надежды, что когда-нибудь мы снова встретимся, но эта любовь никогда не обязывала меня к тому, чтобы придумывать и осуществлять какие-либо планы в связи с самим собой, – она оказывала воздействие исключительно на чувственную половину или четверть меня.
Сегодня же, напротив, выросло сметающее все на своем пути чувство, из-за которого я пребываю в смятении. Прошу тебя, не думай, что я хочу шантажировать тебя своими чувствами. Меня страшно ранило, когда ты спросила в прошлый четверг в Бен-Шемене, покончу ли я с собой, если ты меня бросишь. Не нужно мерить степень любви отчаянными поступками. Уверен, что я достаточно силен для того, чтобы выдержать подобный удар, даже если он принесет величайшую боль и долгие страдания. В прошлом я испытал это в очень концентрированном виде, ты знаешь судьбу моих близких, это на некоторое время совершенно вышибло меня из седла, но я собрался с силами и вернулся к обычной жизни. Одну вещь ты должна понимать: я не потому хочу тебя, Брурия, что не могу представить себе жизни без тебя, а потому, что с тобой жизнь прекраснее, лучше, полнее, ближе к совершенству, чем без тебя. Но речь идет даже о большем: ты можешь сделать меня лучше, и с определенной точки зрения уже и сделала, но это, конечно, только если ты найдешь правильный подход, и поверь мне, дорогая, я тоже могу помочь тебе осуществить те перемены, которые ты бы хотела в себе видеть, если ты откроешься передо мной, но не просто решением разума, а мобилизацией твоих нежных чувств, таящихся в глубине твоей ракушки.
Любви никогда не бывает слишком много, если мы способны ее принять, и не просто ради нее самой, а если в сердцах наших поет вера в процветание и торжество прогресса, ведущего род человеческий в завтрашний день.
Не знаю, что еще сказать, кроме того, что ты и так знаешь, так что не буду злоупотреблять одним и тем же словом – твое имя и так его в себе содержит: моя Брурия, твой Марцел (англ.). (Примеч. перев.)