Многих людей, переживших травмы, мучают тревожность и перфекционизм, и им сложно преодолеть эти трудности с помощью традиционных когнитивных психологических методов лечения. Это обычно усугубляет их дистресс, и на психотерапии они чувствуют себя никчемными. Многим из них кажется, что в их жизни никогда не бывало все хорошо. Они часто говорят о проблемных отношениях, не могут найти подходящих партнеров или составляют пару с людьми, которые причиняют им боль. По их словам, они иногда «отключаются» во время секса, ненавидят свое тело или имеют расстройства пищевого поведения. Они устанавливают невероятно высокие стандарты для самих себя и корят себя, не достигая их. Иногда травмированные люди замечают, что их образ жизни хаотичен: они меняют работы, постоянно ощущают беспокойство и переезжают в новый город каждые пару лет, едва успев обосноваться.
Некоторые мои клиенты причинили другим людям довольно серьезный вред, и мы встретились с ними благодаря моей работе судебным психологом. Иногда они признают, что кого‑то травмировали, но практически всегда рассказывают мне о жестокостях, которые они пережили со стороны других людей до того, как сами начали вредить окружающим.
В работе со многими травмированными клиентами сначала нужно понять, лежит ли история травм в основе их текущих проблем, и определить задачи по восстановлению после травмы. Как правило, это сложный процесс, поскольку у людей бывает много заблуждений по поводу отношенческих травм. Вот наиболее распространенные из них:
«Одни травмы серьезнее других».
«Люди не могут восстановиться после жестокого обращения, пережитого в детстве».
«У всех травмированных людей развивается ПТСР».
«У нее тревожность после нападения, должно быть, у нее ПТСР».
«Тебе нужна терапия X/Y/Z, чтобы восстановиться».
«Человек, который жестоко обращался со мной, должен признать это, прежде чем я смогу исцелиться».
«Вы должны простить человека, причинившего вам вред, прежде чем вы сможете восстановиться».
«Мне никогда не станет лучше».
В данной главе мы рассмотрим некоторые из этих мифов, поговорим о природе различных травматических событий, а также обсудим распространенные пути восстановления после травм и точки, в которых восстановление может застопориться.
Людям часто кажется, что опыт, не связанный с физическим вредом, менее травматичен, чем опыт физического или сексуального насилия. Но это ошибочное суждение.
Различные формы эмоционального абьюза (манипуляция, изоляция, контролирующее поведение и оскорбления) отрицательно сказываются на самооценке жертвы, ее чувстве защищенности, дееспособности или ощущении принадлежности к группе. Кроме того, они оказывают серьезное психологическое воздействие на самовосприятие. Большинство из вышеперечисленного попадает под обобщающее понятие «принудительный контроль», то есть паттерны абьюза и причинения вреда, направленные на то, чтобы угрожать человеку, запугивать или наказывать его. «Принудительный контроль» – это понятие, которое используется в литературе о домашнем насилии, и оно похоже на психологическую концепцию эмоционального или психологического абьюза. Психологический абьюз может присутствовать во всех типах отношений, не только супружеских/партнерских.
Большинство жертв комплексных травм начинают психотерапию словами: «Все было не так плохо» или «У меня нет причин так себя чувствовать, ведь Х [подставьте худшую травму, которую вы только можете вообразить] не произошло». Обычно я осторожно побуждаю их задуматься о невидимой шкале измерений в их голове, а также представлении о том, что некоторые травмы лучше или хуже других.
Преуменьшение («Все могло быть еще хуже!») является очень распространенной реакцией и простой психологической защитой от боли, которая в противном случае могла бы быть ошеломительной. Если все было не так уж и плохо, выходит, это можно спрятать под ковер и благополучно забыть вместо того, чтобы обратить на это внимание? Иногда реакция «все могло быть еще хуже» является результатом многолетнего влияния среды, стремления оставаться в тени и помещения своих потребностей на второй план (распространенный психологический паттерн в семьях, где жестокое обращение или пренебрежение были обычным явлением). Такая реакция указывает на глубинные убеждения, из‑за которых распознать истинный вред, причиненный человеку, становится очень сложно. Когда у человека есть такое убеждение, я обычно спрашиваю, что он посоветовал бы своему лучшему другу, если бы тот рассказал такую же историю. Единственный барометр, в котором нуждается человек, переживший травму, – это осознание собственного опыта. Нет «лучших» или «худших» травм. Все реагируют на жизненные события по‑разному. Некоторые различия в реакции зависят от возраста, в котором была получена травма (или травмы), темперамента, поддержки, оказанной сразу после получения травмы и позднее, социального капитала (доступности помощи), а также способности проработать и понять травму.