Иногда виновные намеренно называют произошедшее другими словами и внушают жертвам, что абьюзивное поведение нормально и безобидно. Яркие примеры включают сексуальное насилие в детстве («Я делаю это, чтобы показать тебе свою любовь»), эмоциональное насилие («Это ты заставил(-а) меня это сделать»), принудительный контроль («Я следовал(-а) за тобой, чтобы удостовериться, что ты безопасно добрался(-ась) до работы, почему ты так реагируешь?»), травлю («Я просто даю тебе обратную связь, наверное, ты не подходишь для этой работы») и насилие со стороны интимного партнера («Ты меня разозлил(-а), потому что вернулся(-ась) домой поздно. Это ты виноват(-а), что я тебя ударил(-а)!»). Из‑за таких высказываний, а также поведения людей, совершающих подобные действия, или систем, окружающих жертву, жертве становится особенно трудно, во‑первых, распознать абьюзивное поведение, во‑вторых, дать ему название, и в‑третьих, переложить вину и гнев на обидчика, вместо того чтобы испытывать стыд и чувство вины. Последний пункт, способность переложить вину и ответственность, особенно важен, поскольку он позволяет проработать эмоции, включая гнев, и направить их в нужное русло. Это значит, что интенсивность эмоций снизится со временем.
Люди, пережившие эти формы абьюза, часто говорят, что все началось менее выраженно, из‑за чего им сложно определить точку отсчета. Например, большинство жертв сексуального насилия в детстве отмечают, что границы нарушаются постепенно, а насильственные действия прогрессируют со временем. Это означает, что жертва привыкает к некоторым поступкам и начинает считать их нормальными, вместо того чтобы распознать их как насильственные. Здесь можно провести аналогию со всем известной лягушкой в кипящей воде. Люди, пережившие сексуальное насилие в детстве, иногда вспоминают, что сначала они оставались наедине с насильником, затем чувствовали прикосновения несексуального характера (щекотка, например), а затем все заходило гораздо дальше. То же самое характерно для абьюза со стороны интимного партнера или травли: все может начинаться с менее пугающих действий (например, крики во время ссоры) и трансформироваться в физическое насилие или контроль.
Другой фактор, важный для способности человека распознать насилие – это паттерны поведения обидчика. Многие люди, причинившие отношенческую травму, в разное время дарили жертве любовь, поддержку и положительное подкрепление в рамках отношений. Это часто приводит к тому, что жертвы решают забыть об эпизодах жестокого обращения или просто не обращать на них внимания, потому что в целом в отношениях они чувствуют близость к партнеру и заботу с его стороны. Это обычно называют циклом насилия интимного партнера: постепенное нарастание напряжения, взрыв, выражение сожаления, извинения и любовь, но затем цикл начинается сначала. Насилие такого типа не всегда является намеренным и продуманным. Виновные действительно иногда жалеют о содеянном и пытаются прекратить насильственные действия, но им это не удается, поскольку они не понимают, чем эти действия вызваны и как изменить свое поведение.
Жертвам особенно сложно понять проявления сожаления и любви, а также принять факт насилия, особенно когда они отчаянно хотят верить, что виновный их любит и обязательно изменится. «Как он(-а) может причинять мне боль и при этом говорить, что любит меня?» – вот распространенный вопрос.
У некоторых жертв нет иного выбора, кроме как смириться с насилием. Дети, которые подвергаются эмоциональному, физическому или сексуальному насилию со стороны родителя/опекуна, обычно полностью зависят от этого человека. Психологически и физически ребенок не может принять, что человек, который любит его и заботится о нем, причиняет ему вред.