Я вздрогнула. А ведь верно – когда мы с Велимиром станем законными супругами, в Лотере меня уже ничто не будет держать. А вдруг Амалия не станет милостивее, а наоборот – власть над этими людьми сделает ее еще лютее?
- Если я уеду, ты будешь сидеть со мной в одном экипаже, - твердо сказала я и тряхнула головой.
Клоззи не ответила, лишь на миг задержала на мне взгляд, будто хотела выпытать – не врете ли? Не обманете? А потом улыбнулась и зашептала.
- Пишите, пишите, мисс Иветта. Я всё передам. И пусть Ахаюро будет вам помощником!
К этому времени письмо уже было дописано. Впрочем, там всего-то и было, что несколько слов.
«Я согласна. ВХС»
Клоззи приняла свернутый листок, спрятала в кармане передника, и тут же вышла, ойкнув на пороге. Я повернула голову и тоже вздрогнула – там стоял Ольгерд.
- Что-то ты копаешься, женушка. Все ждут. А без тебя и охота будет… Не в охоту. Идем!
Последнее было не просто словами – приказом. Спорить я не стала – пусть упивается властью надо мной. До времени. А там посмотрим, кому еще будет лучше – ему с Амалией или мне с Велимиром! Сердце сжалось, будто его обхватила скользкая гадюка и теперь искала удобного места – для укуса. Я дернула плечом, отгоняя нехорошее предчувствие, и вышла из комнаты следом за супругом.
День был в самом разгаре – блестел снежный полог под выглянувшим солнцем, приятно щипал за щеки мороз. А вот от ветра остались одни воспоминания. Несся впереди собачий лай и мужские окрики. Похоже, всё самое интересное происходило там. Но я не рвалась вперед. Не хотелось смотреть, как ради пустой забавы гибло живое создание. Вот и плелась в хвосте – одна из последних. Второй отстающей, как ни странно, оказалась Амалия. Ей подали всё ту же старую клячу, и Ольгердова зазноба едва поспевала за моей кобылицей.
Сам он унесся далеко вперед. Его голос – азартный, срывающийся на хрип на цепляющем за горло морозе, я различала среди других. Похоже, он гнался за ланью на самом хвосте. А может, и тетиву успел спустить не раз. Здесь было принято охотиться не с пистолями, а по старинке – из лука. И Ольгерд его мне показывал, теперь казалось – в прошлой жизни. Крепкую дугу из мореного дуба с упругой и звонкой тетивой.
А вскоре звуки погони стали едва различимы. Только напряженное сопение напоминало, что сзади был еще кто-то, но я не задумывалась – кто. Ну, Амалия? И что? Ей самой приходилось туго. Бледная и разом подурневшая, она осыпала несшую ее на своей спине кобылу бранными словами. Животное мне было жалко, а вот соперницу – ничуть. Никто же не заставлял ехать со всеми. И никто не заметил бы ее отсутствия. Даже Ольгерд – слишком был увлечен травлей.
Но стоило так подумать, как из кустов на меня выпрыгнуло что-то быстрое, сверкнуло пятнами на боку и скрылось за чередой жердин лещины. Не успела я сообразить, что это и была та несчастная лань, как следом за ней метнулся белый с рыжим конь с Ольгердом на крупе. Супруг держал тетиву наготове, сжимал пальцами перья стрелы, но спускать пернатую смерть не спешил. Когда же он скрылся у меня за спиной, то раздался радостный голос Амалии.
- Ну же! Не тяни! Потом будет больнее!
Я удивилась – с чего это вдруг она принялась уговаривать Ольгерда стрелять в лань? К тому же, станет животное спокойно ждать, когда они в него пульнуть свою стрелу, как же! Я обернулась и застыла с открытым ртом.
На меня смотрел Ольгерд. Тоскливо с плескавшейся в глазах болью. Его скулы напряглись и побелели, губы сжались в полоску, а руки по-прежнему сжимали лук и стрелу. И только через несколько ударов сердца, ставшего огненным и слишком огромным для моей груди, я вдруг осознала. Он целился не в лань – ее уже и след простыл. Он метил мне в спину. Но, как и в тот раз с заведенной для удара рукой – медлил.
Я открыла рот, крикнуть «опомнись», но не успела. Плечо обожгло болью. Она впилась острыми зубами, донимая до мозга костей, вытряхивая сознание. Я взвыла и полетела с лошади, уже ничего не соображая.
- Ты промазал! Ничтожество! – несся мне вслед раздосадованный вопль Амалии. А я всё летела и летела.
Наверное, я бы, в конце концов, всё-таки грохнулась на землю. Может даже – рассадила бы голову о подвернувшееся дерево или валун, но тут неизвестно откуда вынырнул Эдуард. Его красное одутлое лицо смотрело зло и в то же время – испуганно.