- Амалия?! – не веря себе и вскакивая с места, выпалила я.
- Я же просила не перебивать, - осадила меня тетя Лигия, недовольно морщась. – Да, это была Амалия. Уже тогда ей было порядочно лет. Кажется, около пятидесяти, но окружающие не видели этого. Они считали ее юной и прелестной кузиной. Впрочем, как и сейчас. Но тогда шалость с возрастом – единственное, на что она тратила свой дар. Амалия рассказала мне про него, про то, что тот, кто умеет видеть и слышать, может и творить, но всякое дело – будь то благо или зло, дает свои плоды. И в первую очередь возвращается к тому, кто его сотворил. Дело в том, что Ахаюро сам знает, кому давать хлеб, а кому – камень. Кому полезно блаженствовать и жить тихой спокойной жизнью, а кому – мотаться по свету будто перекати-поле. И если вмешаться в его планы, то никто уже не возьмется сказать – что из этого выйдет. Единственное, что можно угадать наверняка – что-то весьма страшное.
Амалия рассказала мне об этом, как и о том, что в нашей семье – семье Партенн, дар передавался из поколения в поколение по женской линии. И еще никогда одновременно не было в роду двух отмеченных духовными талантами людей. Помню, как она опечалилась и сказала, что это – знак. Что ей пора оставить этот мир и передать попечение о роде Партенн мне. Я тогда сильно испугалась – пять лет! Что я могла тогда? Но теперь мои глаза видели больше, чем положено ребенку. Она была права. Ее срок пришел, и только сила удерживала ее в теле. А потом Амалия уехала, чтобы никогда не вернуться. Она горячо простилась со мной, а напоследок оставила это кольцо. Оно не простое, как ты поняла…
- Оно спасло мне жизнь, тетя! – снова вмешалась я, но тут же прикусила себе язык под ее гневным взглядом. Пришлось стиснуть зубы, чтобы он ненароком снова не вырвался на свободу вперед головы.
- Это замечательно, но ты расскажешь об этом позже. Сначала всё-таки дослушай. Итак, Амалия уехала, оставив мне на память кольцо. И всё забылось. Время побежало, мы с Эдуардом и Жанни стали совсем взрослыми. Жанни - наша сестра, которая, к сожалению, не выросла старше пятнадцати. Ее ударило молнией, когда мне было одиннадцать, а Эдуарду – семнадцать. Самое страшное, что я видела это – вспышку, которая уносит жизнь и душу моей сестры, еще до того, как всё случилось. Я могла бы вмешаться, но боялась, что принесу беды гораздо страшнее и разрушительнее. Это было тяжело – желание спасти дорогого человека боролось с понимаем, что этим можно уничтожить всех. А так бы оно и было, поверь! И я сдалась. А потом, когда всё случилось – слегла. Я провалялась в постели несколько дней. За это время похоронили Жанни, а Эдуард успел объявить о помолвке с Мелианой Локныш – матерью Ольгерда. Он надеялся, что новость о скорой свадьбе вытеснит печаль из сердца нашей матушки. И он не ошибся.
Погруженный в траур дом ожил, украсился цветами и музыкой. А вскоре состоялась свадьба. Я поправилась, и в доме снова поселилось счастье. Но не в моем сердце – в душе я видела себя предателем. А после Мелиана объявила о беременности, и ко мне стал свататься один… франт. Он мне нравился – не буду спорить, но я боялась. Боялась, что свяжу жизнь с человеком, а потом увижу его смерть или тяжелую болезнь. Боялась, что в новой борьбе сделаю неверный шаг и погибну или погублю остальных.
А потом в дом приехала гостья. Все были ей рады, называли кузиной и прелестной девушкой, но я-то видела, что это всё та же бабушка Амалия. Только теперь она стала дряхлее и смотрела чужими злыми глазами. Тогда дух открыл мне, что в погоне за вечной жизнью Амалия перешла грань добра и зла. Она стала творить страшные дела, сцены которых мучили меня по ночам, пока она жила в этом доме. Но остановить ее я не могла – слова она не слышала и лишь насмехалась в ответ. Я могла бы ее уничтожить, но понимала, что если взять чью-то жизнь с помощью силы, то тогда ничем не будешь отличаться от Амалии. Итак, путь гнева и расправы вел к гибели и был для меня закрыт, а потому я всё терпела. А когда она отбыла со двора - писала ей письма, с просьбой опомниться и исполнить предначертанное Ахаюро. Она не ответила ни на одно, а потом Эдуард стал странен.