В особняке не осталось ни одной свободной комнаты. Появилась новая прислуга – Ольгерд нанял их на время по совету Бёрна. Последний не спускал с подопечных глаз, чтобы вчерашние крестьяне не стянули что-нибудь из кухни или со стен. Суета закружила меня, но я была только рада – не лезли в голову глупые мысли и страхи. Даже то, что нам с Ольгердом всюду приходилось ходить рука об руку не причиняло беспокойства.
Жалела только, что на прогулки и чтение не осталось времени. Вместо этого приходилось по нескольку часов сидеть в обеденном зале. Из-за многолюдства трапезничали в несколько смен. Нам с Ольгердом предписывалось участвовать во всех. Улыбаться, шутить, принимать поздравления… Казалось, мы с ним превратились в кукол – веселых, дружелюбных и пустых. По крайней мере, я–то уж точно.
Один раз мне удалось вырваться в парк без сопровождения, но и там я наткнулась на благородных дам. Они что-то оживленно обсуждали, жестикулируя и закатывая глаза, но стоило мне появиться поблизости, как тут же натянули на лица маски благодушия и замолчали. Я поздоровалась и прошла мимо, свернув к конюшне. Не хотелось отвечать - выбрала ли платье, какие будут угощения, и как мне жилось тут все эти два месяца? Последнее всех интересовало больше всего. А я не могла понять – почему?
Вышла к конюшне я не к парадному входу, а сбоку, куда вывела натоптанная тропа. Здесь под выступающей крышей конюх Олаф держал сено и сбрую. Как он говорил – днем всё должно быть под рукой. На ночь снаряжение убиралось в конюшню, а сено раздавалось лошадям. Сейчас же оно пышной душистой копной лежало на тропинке. Наверное, поэтому две гостьи меня не заметили. Зато я их – да.
Одна была моя родная тетя – мамина сестра Вержин. Такая же высокая, как и я, но хрупкая и стройная, в крепдешиновом платье с открытым воротником и черной шляпке с брошью. Вторая – та самая дама, ростом напоминавшая смотровую башню. Кажется, Ольгерду она тоже приходилась теткой – не то троюродной, не то двоюродной. Я замедлила шаг, сердце тревожно екнуло. Они же так оживленно беседовали, что не замечали никого вокруг. Разве что обнаженного по пояс конюха - молодого и мускулистого парня с копной каштановых кудрей на голове. За надежным забором из толстых жердин он на веревке гонял пегую лошадь.
- О чем вы говорите, дорогая! – закатывая глаза, заговорила тетя Вержин так громко, что я расслышала каждое слово. - Я и подумать не могу, чтобы девчонка оказалась такой расчетливой и циничной!
По спине у меня побежали муравьи. Сердце дрогнуло, сбилось с ритма. Я застыла, а потом молнией метнулась к законопаченной мхом брусчатой стене. Прижалась, унимая дрожь в коленях. Конечно, подслушивать было нехорошо, но что-то подсказывало – говорили обо мне. Да еще в таком тоне! За что?
- Разве у порядочных женщин бывают такие пышные бюсты? – отвечала ей «Смотровая башня». - Нет, нет и нет! Только в среде уличных девиц и куртизанок!
Они помолчали. Я же не верила ушам – неужели, меня только что назвали порочной женщиной?
- Знаете, я давно подозревала, что у них связь, - продолжила родственница Ольгерда. - Где это видано, чтобы младшая сестра вышла замуж вперед старшей? Не иначе, сама она и сосватала беднягу Биргит. Понимала, что ее саму в роли невестки Эдуард не потерпит.
- Думаете?
Я встрепенулась. Может, тетя все-таки заступится?
- И кости бросать не надо! Иначе, почему она тут околачивалась без конца? Путалась у молодых под ногами?
Я глотала злые слезы. Вот, оказывается, как расценили в обществе мои визиты к сестре! Да, я появлялась тут нередко – скучала без Бригит, но она никогда не гнала меня. Наоборот – радовалась. А теперь из-за привязанности к сестре я стала предметом насмешек и сплетен!
Тетя Вержин молчала. Может, искала слова оправдания, подбирала аргументы? Я надеялась на это. Пока же «Смотровая башня» продолжала давить ее своими.