Когда мы спустились на первый этаж и направились к задней части дома, я поняла, куда мы шли. Надо же, ведь уже и забыла, что в особняке был еще один зал. И вскоре мы входили через его широкие двустворчатые двери с золочеными ручками. Зал был огромный, с рядами колонн, подпиравших потолок, широкими витражными окнами и хрустальными люстрами со стеариновыми свечами. На полу красовалась мозаика с затейливым рисунком. Было свежо – несколько окон оказались открыты, и прохлада осенних сумерек врывалась в них. Я поежилась – под тонкой тканью платья кожа покрылась рябью. Хорошо еще, что оно было закрытым и кроме ладоней и шеи ничего не давало разглядеть.
Похоже, тут ждали только нас – сотни взглядов уставились на меня с мамой. Я тут же вспотела – повсюду мерещились то роняющие слюни мужчины, то скалящиеся и морщившие носы женщины. Наверное, я бы упала в обморок, но тут к нам подскочил Ольгерд, подхватил меня под руку.
- Тебе опять нездоровится? – спросил он полушепотом, едва склоняя ко мне голову.
- Нет, - пробормотала, чувствуя, как начинают трястись колени.
Он был так близко, что меня жгло стыдом. Ольгерд пытливо заглянул мне в глаза, будто хотел высмотреть – вру я или нет?
- Тогда я рад и приглашаю свою даму на танец.
Ольгерд лукаво блеснул глазами, хлопнул в ладоши, и тут же заиграла музыка. Я завертела головой и не сразу заметила расположившийся в отдельной ложе за ширмами оркестр. Сначала раздались нежные звуки скрипки, потом добавилась виолончель и флейта. Забасило фортепьяно, рванула ввысь труба. Музыканты грянули мазурку. Гости оживились – кавалеры поспешили ангажировать дам. Девицы распустили вееры, отмечая для желающих очередь в своей бальной карте.
Не успела я ничего сообразить, как Ольгерд подхватил меня под руку и потащил в самый центр зала. Взял мою вспотевшую ладонь в свою – широкую и горячую, второй – обхватил меня за талию. Мы закружились по залу, отбивая ногами ритм. Он ускорялся, и я уже не различала лиц, мелькавших вокруг. Так стало легче - для меня растворились стены холодного зала с досужими до сплетен гостями. Осталась только музыка и кто-то, уверенно круживший меня в танце.
Почему-то казалось, что я качаюсь на качелях в саду – стало весело, чуть кружилась голова, и хотелось, чтобы музыка не смолкала. Так прошли три танца – мы почти не останавливались. Только теперь я немного пришла в себя и понимала, с кем кружусь по залу. Вот только совсем не узнавала Ольгерда – угрюмый, заносчивый, с тоской в глазах, он преобразился. Стал весел, сыпал остротами, причем, довольно меткими – по поводу гостей, а стоило музыкантам на минуту стихнуть, чтобы перевернуть ноты, как тут же принимался целовать мне запястья.
В такие мгновения гости не сводили с нас глаз, а мне становилось душно, платье казалось тесным. Я начинала бояться, что выскользну из него, как мыло из мокрых рук. Но долго в плену страхов Ольгерд меня не оставлял. Взрывалась трелью скрипка, бушевала труба, и мы снова уносились в центр зала.
- Антракт! – выйдя из-за ширмы, объявил дирижер – седой мужчина в потертом смокинге с палочкой в руках.
- Проводить тебя к миссис Троди? – склонившись к моему уху, произнес Ольгерд.
По спине побежали мурашки, щеки обожгло румянцем. Я поискала глазами маму и тут же отчаянно замотала головой - нет. Она стояла рядом с тетей Вержин у стола с закусками. Напитки разносили по залу шустрые мальчишки чуть младше Юро в черных рубашках и брюках и белых передниках. Для себя я еще не решила, что и как буду говорить с тетей. Уж лучше постою тут, пока неприятная мне родственница оставит маму в покое.
- Выйдем на балкон?
Ольгерд не стал ждать ответа, подхватил меня под локоть и потащил в противоположную от окон сторону. Оказывается, там были еще двери – поменьше из странного крупенистого стекла. Около них стоял Бёрн – похоже, устроил себе наблюдательный пункт. Я приветливо кивнула ему – сегодня мы еще не виделись. Дворецкий тоже склонил голову в ответ, не сводя глаз с гостей и сновавших между ними слуг с подносами. Ольгерд сам распахнул дверь и пропустил меня вперед.
Балкон был небольшой: метра два в ширину и три – в длину. Скорее – место уединения. Тут стояло кресло-качалка со сложенным на нем клетчатым пледом. Я подошла к кованой решетке, оперлась на нее руками. На меня с темного неба глядела надкушенная луна. Звезд видно не было. Зато мигали с конюшни огни керосиновых фонарей. Я вдохнула ночной прохлады с запахом прелой листвы. Тело озябло, но на душе стало тепло и легко.