- Я, конечно, старая, но не слепая, - произнесла тетя Лигия, так и не дождавшись ответа. - И не глупая. Чего это он тебя тут хватал? Наговорила лишнего?
Я кивнула. На глаза запросились слезы. Не от того, что стало стыдно за сказанное Ольгерду. Нет! Просто перед мысленным взором снова встало любимое и родное лицо в кайме светлых и легких как пух волос. В носу защипало, я поняла, что сейчас зареву в голос и тут же прикрыла рот салфеткой. Не хватало еще и тете Лигии испортить настроение!
- Ну, не плачь, милая, не плачь. – Мои слезы не остались в секрете, но тетя, похоже, расценила их по-своему. - Придумаем что-нибудь. Ты только в себе не держи – расскажешь, и станет легче.
Я вымученно улыбнулась. Хотелось выговориться, прислониться к чьей-то теплой груди и рыдать, пока горе не выйдет вместе со слезами. Если это, конечно, возможно. Сейчас я и сама не верила, что когда-нибудь смирюсь со смертью Биргит.
- Я хотела выйти в сад. Не хотите пойти со мной?
Выговориться – да, но не в этих стенах. Они давили, за каждым окном мерещился холодный взгляд серых глаз.
- О! Погреть старые кости на осеннем солнышке… - Тетушка блаженно закатила глаза, тем временем отставляя пустую тарелку из-под супа и придвигая себе другую – со вторым блюдом. - Думаю, там тебе будет легче говорить?
Я снова кивнула.
- Тогда пойдем. Только дальше скамейки я не уйду. Набегалась сегодня.
Глава 2
После обеда мы отправились в парк, разбитый перед парадным входом в дом. Там предки Ольгерда и тети Лигии посадили плакучие ивы, далее – кипарисы и кусты для стрижки фигур, а потом шли клены. Не рядами, а вразброс. Только несколько аллей намечались в парке: одна вела от центрального входа до ворот, другая – к конюшне, а третья – в сад. Я любила гулять там, особенно сейчас, когда ветки яблонь гнулись под тяжестью поспевающих плодов. Пряный аромат кружил голову, возвращал в детство, когда мы с сестрой из озорства лазили в городскую оранжерею – воровать яблоки и рвать цветы. Но тетя Лигия предложила пройтись не по саду, а по парку – здесь для ее больных ног установили скамейки.
Мы двигались по центральной аллее. Солнце уже скрылось за серыми облаками, зато появился ветер. Налетел, дергая меня за подол и трепля волосы, выбивавшиеся из-под золотистой шляпки с атласной летной. Шли мы медленно – тете Лигии после долгой езды в экипаже было тяжело передвигать ноги. С одной стороны ее поддерживала трость, с другой – я. Обычно тетушка предпочитала вздремнуть после обеда, но в этот раз сделала исключение. Ради меня – чтобы выслушать и помочь советом. И я ждала этого совета, ждала, когда же мы, наконец, доберемся до рядов окрашенных в синий скамеек. Несколько раз тетя со смехом осаживала меня – видимо, я слишком резво тащила ее вперед.
Наконец, мы миновали ряды кленов и аккуратно подстриженных кустов. Добравшись до скамейки, тетя Лигия с кряхтением уселась на нее, поставила перед собой трость и положила на нее ладони. Садиться я не стала – встала рядом, тоже прикрыла глаза и подставила лицо ветру.
- Ну, милая, теперь говори, что мой Ольгуша натворил в мое отсутствие.
Тетя Лигия ждала, и я не стала ее томить – рассказала всё, что накопилось в душе. Не только со дня ее отъезда, а с самого начала, когда после похорон Бригит я поняла, какую ошибку совершила! Слова лились без остановки, перемежаясь только всхлипами и кашлем. Заставь меня кто-нибудь сейчас замолчать – я не смогла бы. И чем дольше говорила, тем легче становилось на сердце. Казалось, не тете Лигии изливала его, а сновавшему в волосах ветру. А тетя – лишь случайный свидетель моей исповеди. Да и слышала ли она? Сидела с прикрытыми веками со склоненной к груди головой. Может, задремала после тяжелой дороги под мой заунывный монолог?
Я рассказала всё, только про обеденную перепалку утаила. Повисла тишина. Лишь клекот фазанов, перебегавших от одного дерева к другому, доносился до нас издалека, да слышалось фырканье лошадей из конюшни. Я почти уверилась, что тетя спала, и хотела присесть рядом с ней – не бросать же ее одну посреди парка? Но тут она подняла голову и заговорила.
- Что ж, милая. Ты же понимаешь, Ольгуше нужно время. Он не просто любил твою сестру – жил ею, дышал. Всё на моих глазах! А тут – такое горе… Были бы вы похожи – одно дело. Но ведь про вас и не скажешь, что родные!