- Думаю, вашей семье тоже лишние слухи ни к чему. Как и моему господину. Про него и так болтают всякую чепуху. Если действительно испытываете благодарность – потерпите немного. Думаю, вас он не оставит здесь дольше, чем тех, кто был тут прежде вас.
Теперь правило, запрещавшее женщинам свободно ходить по дому, больше не казалось мне странным. И впрямь – здесь не было никого, кроме хозяина и пары слуг. Появление женщины, да еще и молодой, могло испортить репутацию и Велимиру, и мне. Почему я сразу об этом не подумала? И только потом спохватилась – были прежде? Выходит, я не первая купленная им потеряшка? А что стало с другими? Будь Эрвин более благодушен ко мне, я бы тут же завалила его вопросами, но воспаленный взгляд старика останавливал. С другой стороны, стал бы дворецкий говорить мне о других девушках, если бы с ними случилось в этом доме что-то страшное?
- Утром я принесу вам воды. Моя жена плохо владеет ногами, поэтому подняться и помочь вам не сможет.
- Я справлюсь сама, - поспешила я заверить Эрвина, за что получила от него осуждающий взгляд.
- Вы слишком нетерпеливы. И несдержанны, - осадил он меня. – Сейчас можете отдыхать.
Только теперь я заметила, что мы добрались до выделенной мне комнаты. Дворецкий распахнул дверь, откланялся и поспешил прочь, только не назад – к лестнице, а дальше по коридору. Я же зашла в комнату, из которой так приятно тянуло теплом. Жарко натопленный камин разукрасил окна белой дымкой. Даже пол был горячим, будто вся комната располагалась над печью исполинских размеров. Вода для умывания стояла около входа на раскладном столике. Тут же были мыло и полотенце, даже зубной порошок в круглой баночке и мягкие чистые тряпочки для протирки зубов! Освежившись, я только сейчас почувствовала, как на самом деле устала! Еле волоча ноги, доползла к кровати. Там на откинутом в сторону покрывале ждала кружевная сорочка с прозрачным верхом лифа и молочными пуговицами, и – о чудо! Панталоны! Шелковые и белоснежные! Переодевшись, я забралась в мягкую, теплую, ласкающую тело чистым свежим бельем постель и провалилась в сон.
Полумрак коридора, лишь пятно призрачного света где-то вдалеке. Я шла туда, пытаясь выбраться к нему. Ноги вязли, страх ерзал в животе, сердце стучало, как сумасшедшее. Портреты на стене поменялись – мужчины приосанились, втянули щеки, засверкали зелеными горящими глазами. Кажется, только этот свет не давал тьме завладеть мною окончательно. А вот картины, где еще недавно были женщины, оказались пусты. Вместо них дышала на меня тьма озолоченных рамками квадратов.
- Иветта…
Незнакомый шипящий голос разлетелся эхом по коридору, отскочил от стен и унесся дальше.
- Иветта-Иветта! – подхватили пухлые губы мужчин на портретах, заголосили, зацокали языками.
Я закусила губу и только теперь поняла, что это – всего лишь сон. Боли не почувствовала. Для верности еще и ущипнула себя за руку – по злому, с вывертом. Ничего. Значит, бояться нечего?
- Иветта… - снова дохнуло сзади.
Откуда-то я знала, что стоит обернуться – и всё! Я погибну! Но почему-то именно это и сделала. За спиной была лестница, в которой, оказывается, пряталась неприметная низкая дверца. Сейчас она была распахнута настежь, а из озаренного алым маревом проема смотрел на меня кто-то черный и страшный. Он раскрыл рот и надсадно зашипел.
- Иветта!
А потом обернулся, подставляя мне спину – вернее, еще одно лицо – сморщенное старческое с выпирающим дергающимся кадыком и воспаленными красными глазами. Эрвин! В меня словно ударила молния, тело затрясло судорогой, голову окутал туман. Он всё больше овладевал мною, делая руки и ноги непослушными, будто чужими. Сквозь дурман я из последних сил закричала и проснулась.
Глава 18
Как же было замечательно проснуться в своей комнате в теплой постели! Я облегченно выдохнула, в сердцах помянув золотую бороду Ахаюро, но тут же спохватилась. Божественные энергии нельзя было тревожить по пустякам - только в минуты большого горя или великой радости. С его именем на устах прощались с отошедшими в вечный покой, соединяли судьбы молодых, встречали новую жизнь, отправлялись на войну. Или давали клятвы. Обещать что-то именем Ахаюро – это было пострашнее, чем заречься кровью или душой. Ибо за нарушение данного слова ждало возмездие. А поминать его всуе – всё равно, что вешать себе веревку на шею. Привыкнешь, и рано или поздно проболтаешься не к месту и попадешься в расставленные злыми духами сети.