Миссис Добрис с силой хлопнула себя по колену.
- Вот так злые языки сыночка-то и оболгали. А тут, как назло, по простому люду слухи пошли, а они, глупые, и потащили сюда странниц. Не за даром, конечно – за звонкую деньгу. И все на один мотив – не пожелаете ли, господин хороший, забаву себе прикупить? Не за дорого отдадим! Находились и такие подлецы, кои своих дочерей со двора сводили за золотую монету. И навовсе девчонок притаскивали – хоть бы стыд какой вспомнили! А пан Велимир никому отказа не делал. Всех принимал, ромом потчевал, да девиц и покупал. Сколько назовут – столько давал. Выкормит, выпоит, приоденет, да по княжествам да за океан рассылает – там приютит, здесь пристроит. Только к продавшим и к родне не возвращал. Разве что тех, кто не из нашей земли, но таких мало было. А теперь и вовсе перевелись. Про наши края такое говорят, что ни одна девушка теперь без свиты мимо не ходит. А дочерей своих местные уже всех поперезакладывали. Вот и сыночку облегчение – наконец-то, говорит, отдохну от этой скверны. На ту пору к нему общество и вовсе дорогу забыло, а кто из мерзких-то по своему разумению прибиться хотел, тех сыночек наш сам с порога спустил. Потому, эти жалкие господа ему всякие непотребства предлагали, перекупить девиц хотели или еще чего – я-то всего и не знаю. Муж мой – вот он знает. На ту пору мы с ним почти одни в доме и остались. Прочие слухам про пана Велимира поверили, да – тикать! А мы только рукой помахали. Кто того не понимает, что каждый человек счастья достоин, будь то лорд, князь или крестьянин последний, тому тут делать нечего. Потому – соблазн один. Была девица заплаканная да исхудавшая, а потом уже кралей возле пана вьется. Вдруг – и ее нету уже! Упорхнула, счастье свое искать в чужих краях.
- Значит, - нарушила я снова повисшую тишину. – Он им помогал найти настоящий дом?
Кухарка кивнула.
- Помогал… А сам стал вроде изгоя, монстра… А тут – ты, как снег на голову! Вернее, продавец твой. Вот уж зверь-зверем! Этот и жену с матерью продал бы, будь случай, пожелал бы кто! Так и заюлил, заслюнявил – купите, пан любезный, аристократку. Ишь ты! Сыночек так и всколыхнулся – не поверил сперва, потом обещался, что купит, но позже. А сам ко мне вбежал, да и, задыхаясь от волнения, кричит: вот оно как! Хоть одна из этих заносчивых барышень, да попала в капкан! Я, говорит, ничего не пожалею, а сделаю с ней такую шутку, что другим впредь закажут про меня судить! Только, говорит, спешить не буду. Пусть она как следует неволи хлебнет, почует, как рабом жить в чужом доме. Дней пяток прошел, он снова приходит, лицо каменное, аж холодом веет! Я, говорит, такую шутку придумал, через какую ни одна аристократка не переступит. Я, говорит, ее на крючок срама возьму. Самой деликатной вещи лишу. Панталон! Вот, говорит – придумали тряпку – срам прикрывать, а про то уже и не помнят, что наши прабабки про них и слуха не знали. Одними юбками обходились, а никто их не стыдил, да за срамниц не считал. Так и люди раньше ближе друг к другу были, когда одной грудью смерть встречали, из одного котла ели, да за одними воротами прятались. А нынче и не помнят, а я вот – напомню! Пусть подругам закажет, как я ее стыдом проучил! Руками трясет, а сам и вовсе невесел…
Я сидела с горящими щеками. Выходит, не в забывчивости хозяина дело. Он просто хотел сыграть со мной злую шутку! Сейчас мне показалось, что все его слова были хитрой ложью. А я для него – кукла, над которой можно было вдоволь пошутить. Если бы не любопытство, то уже сорвалась бы с места и сделала то, чего так рьяно добивался Эрвин – сбежала!
- Не со зла он, поверь, - будто подслушав мои мысли, умиротворяющее заговорила кухарка. – Истомился, человек, изъел себя совсем. Вроде, правильно поступал, а самого всё сомнения гложили – ради чего от своего круга отвернулся? А как тебя привез, так и вовсе другой стал. Всё смеется, чуть не пляшет, а потом вдруг снова хмурый ходит. Потом уж я догадалась – шутку-то он состроил уже, а для кого – сейчас только понял. Он-то ждал соседских девиц – из рода Жаньер. Есть тут такие за перевалом. Думал, из них какая на охоте отбилась да в болота угодила. А тут – совсем чужая девушка…