- Думай о ней, когда будешь ложиться на брачное ложе. И тогда всё будет легче пережить.
Меня словно огрели веслом – вспомнив о Биргит, я совсем забыла про мамины откровения о супружеской жизни! И теперь принимать их к сердцу стало еще тяжелее. Я застыла, пытаясь разобраться что к чему. Мама же, видимо, посчитала долг исполненным.
- Мне надо идти. Не хорошо, что ты столько времени проводишь взаперти. Тебе надо чаще бывать на виду, особенно – на виду у Ольгерда. Леди Партенн говорила, вы когда-то неплохо ладили. Теперь смотрю – ты совсем затворилась в этой комнатушке с книгами наедине. Ты должна понимать, что Ольгерду нужно время, чтобы к тебе привыкнуть. А его у вас осталось совсем немного – скоро дом наполнится людьми, и не все они догадываются, что свело вас вместе.
Я вяло кивнула – совет у мамы был тот же, что и у тети Лигии: терпеть и выжидать время. И не забывать мелькать у Ольгерда перед глазами.
- Вот и хорошо, - мама улыбнулась, провела ладонью по моей щеке, утирая слезы. А потом поцеловала в щеку.
Уже провожая маму к дверям, я вдруг опомнилась, и схватила ее за рукав. В этой головоломке не хватало еще одной детали.
- Мама. Если это надо, чтобы выполнить клятву – я всё сделаю! Скажи только – это больно?
Она ответила не сразу. Взгляд подернулся пеленой, губы задрожали. Похоже, я спрашивала с нее слишком много.
- Да, доченька, - сглатывая, ответила она. – Это больно. Но в мире есть боль и пострашнее.
Я прижала ладони к щекам. Не хотела верить! Страшно, да еще и больно!
- Твой отец был добр ко мне, и не часто требовал долга. Не будь так – у тебя было бы гораздо больше братьев и сестер.
Она договорила и вышла из комнаты. Непослушными руками я закрыла за ней дверь и прижалась к ней спиной. Вот оно что! Мне стало легче. Нам с Ольгердом надо было посеять семя всего-то один раз! И то – только ради Биргит и данному ей слову. Я потерплю, я смогу. Я всё преодолею! А потом, думаю, он и сам не захочет больше спать со мной в одной постели.
Глава 5
Остаток дня я провела как в забытьи: всем улыбалась, отвечала невпопад, и старалась не смотреть в сторону Ольгерда, когда он появлялся поблизости. Сталкивались мы часто: на вечерней прогулке, за ужином, после него – у камина. Приезд мамы и тети Лигии разбавил ставшее для нас привычным уединение. И Ольгерду, и мне пришлось вспомнить о хороших манерах и этикете, и на правах хозяина и его невесты везде сопровождать гостий. Они-то меня ничуть не смущали, наоборот, с ними в доме стало уютно. А вот Ольгерд… После маминых откровений то и дело мерещился кровожадный блеск в его глазах. О том, где у него прячется страшная «штука» я даже помыслить боялась – гнала прочь малейшие намеки из головы.
Когда за окнами сгустился сумрак, и встала в свою стражу луна, я поспешила к себе. Ворвалась в комнату, тут же заперла дверь, хотя прежде не делала этого. Не пустила и жалобно скребущуюся Клоззи – она пришла помочь мне умыться. С лихорадочной поспешностью заверила ее, что справлюсь сама, и упала на постель. Но ни умыться остывающей в кувшине водой, заранее принесенной горничной, ни раздеться я так и не смогла. Заснула, едва закрыла глаза.
Виденье было тяжелым, вязким. Кто-то стоял передо мной – сонной и беспомощной, с головой накрытой одеялом. Даже сквозь него я чувствовала злобный взгляд чудовища, слышала свистящее дыхание. Тряслась, пыталась кричать, но лишь как рыба разевала немой рот. Догадалась, что сплю, но легче не стало. Когда же спасавшее меня одеяло полетело в сторону, дар речи пропал окончательно.
Передо мной стоял Ольгерд, обнаженный по пояс. Смотрел на меня пристально, но не зло. А мне стало страшно. Озноб пробил до костей, и даже сквозь сон я ощутила, как лихорадочно зашлось сердце. Руки непроизвольно сцепились на животе в районе пупка. Наконец, до меня дошло, что происходит - мы уже женаты и новоиспеченный супруг пришел сеять семя. От этой мысли стало еще хуже – теперь меня бросило в жар. Пот лил градом с лица, заволакивал глаза, когда же я справилась с этой напастью, то сама попыталась закрыть их – не вышло! Из-за спины Ольгерда вырастали щупальца, как у осьминога. Глаза его налились злостью, выкатились на щеки, рот искривился, выпуская наружу клыки. Он трясся от смеха, скалился. Щупальца, росшие у него из спины, становились всё длинные и тянулись ко мне. Я снова закричала, но не услышала ни звука.