Тетя Верджин нервничала, всё шептала мне что-то на ухо, крепко держа за локоть. Мы стояли в стороне, но это не позволило остаться без внимания. Не имея другого объекта для пересудов, гости с оживлением шептались обо мне. И пусть слух не давал уйти от чужих домыслов, они меня не трогали. Не волновали, не злили. Сейчас мир для меня замер и сузился до входа в храмовину. Сердце обзавелось маятником, и теперь с отстуком отмеривало последние минуты свободы.
Я знала, что где-то тут стоял Велимир, различала его голос – спокойный и приятный, отвечавший, кажется Эдуарду. Но смотреть на него не рисковала. Чувствовала – если увидеть его, заглянуть в глаза, то никакой свадьбы не состоится. Он и так постоянно стоял перед внутренним взором – глядел грустно с еще теплившейся надеждой. Там же прятались слова тети Верджин, но я отметала их, оставляя только образ дорогого сердцу человека. А потом и он растворился – подошел Ольгерд, ухватил за руку и повел вперед. И в ту же минуту во дворе стало тихо – все молчали, провожая нас глазами до входа в святыню. И, уже ступая на порог храмовины, я про себя отметила, что среди гостей не хватало Амалии.
Но и эта мысль отошла в сторону. Мы с Ольгердом стояли перед священным столпом, взявшись за руки. Он возвышался, почти нависал над нами казавшимися грозными символами. И мнилось – само божество сейчас взирало в наши души, испытывало их. Не знаю, как Ольгерд, но я трепетала. От ставшего вдруг приятным его прикосновения, от ощущения, что душа разворачивалась навстречу неведомому. Повинуясь неизвестно откуда взявшемуся знанию, я протянула правую руку и вложила ее в отверстие в столпе на уровне плеч. Кольцо на пальце мигнуло алым, а потом потухло. То же самое проделал и Ольгерд, только он вложил левую ладонь. Другими руками мы по-прежнему держали друг друга. Будто стояли сейчас где-то на краю пропасти, и только и спасались этим отчаянным рукопожатием.
А потом Ольгерд заговорил. Глухо и напевно. Он произносил клятву, и я вторила ему, словно эхо. И с каждым словом мир вокруг становился всё молочнее и отстраненнее. Не было уже ни меня, ни Ольгерда, ни столпа перед нами. Мы слились воедино: новоиспеченный муж, жена и божественная энергия. Мы стали одним целым – на краткий миг, но и в эту секунду я ощутила такой всплеск нежности и восторга! И самое удивительное – где-то внутри меня появилась Биргит. Она улыбалась и обнимала меня, а я улыбалась в ответ. А потом она исчезла, оставив нас с Ольгердом одних. Он тоже улыбался, как-то непривычно трепетно сжимал мою ладонь и смотрел совсем иначе. Как? Я не могла понять, но это был не тот человек, который целовал руки Амалии. Этот не посмотрел бы в ее сторону даже за все богатства мира! Зато на меня он готов был смотреть всегда… И от этой мысли вдруг стало так тесно в груди, так сладко, что я вздохнула и крепче сжала его руку, получив такой же жест в ответ.
А потом мы оторвали руки от столпа и протянули их друг другу, будто скрепляли клятву. И всё это было так волшебно, так не похоже на те свадьбы, что я видела в своей жизни! Я еще пыталась разобраться в себе – удивленной и ставшей вдруг такой мягкой и разнеженной, когда Ольгерд ухватил меня крепче и прижался своими губами к моим! Горячий поцелуй не опалил – обласкал, потек по пищеводу томлением и… О, Бог мой! Я ничего уже не соображала от восторга и радости! Помню только, как предательски дрогнули колени и, если бы не муж, я бы упала. Но он держал крепко и не торопился отпускать, будто и не было в его жизни никакой Амалии!
Стоило подумать о ней, как перед глазами тут же мелькнула ее кислая физиономия. Она стояла совсем рядом и что-то цедила сквозь зубы, одаривая нас пристальным колючим взглядом. И он не остался втуне – Ольгерд тут же отпрянул от меня, его глаза подернулись пеленой, а потом снова смотрели злобно и насмешливо. Я всё еще дрожала от восторга, а он уже тащил меня прочь. И невозможно было понять – то ли я сама себе выдумала тот краткий миг счастья, то ли он на самом деле был? Или же он оказался всего лишь хитрой издевкой соперницы?
Стоило нам выйти, как гости зашумели, загудели, захлопали пробки шампанского, и все принялись сыпать поздравлениями. Многие отмечали, что еще ни разу не видели таких ярких свадеб. Я подивилась – оказывается, не только я видела всё иначе. В конце, когда почти все уже пригубили не по одному бокалу, ко мне подошел Велимир. Поднял шампанское в хрустальном фужере, приветствуя, а потом сделал глоток. Смотреть на него было больно – черные глаза потухли, губы сникли уголками к подбородку. Он выглядел потерянным и несчастным, и от этого еще несколько минут назад ликовавшее сердце отзывалось жалостью. Но что я могла поделать? Как поддержать? Чем утешить?