***
А плохому настроению Кулагина Андрей Павловича, чиновника по особым поручениям Его Императорского величества канцелярии, были вполне определенные и понятные причины. В самом деле, кому понравиться из самой столицы ехать в Кустанай Енисейской губернии? Чтобы добраться в этот медвежий угол, пришлось почти неделю трястись на «железке». И если бы не первый класс, то вообще была бы беда.
- Надеюсь, не отравят тут, - пробурчал Кулагин, толкая дверь ресторации. Проголодался в пути, а стряпня повара в вагоне-ресторане ему уже изрядно поднадоела. – Эй, человек! – крикнул он, подзывая полового, плотного парня белой рубахе и черных портах. – Неси чего-нибудь посвежее.
Половой застыл у стола с открытым ртом, не зная что и сказать.
- Дык, барина, у нас все свежее, - прям так и сказал – «барин», отчего Кулагин тут же скривился. Слишком уж «по-деревенски» прозвучало. – Рябчик с курочкой седни исчо бегали, окушки с карпами с утреца выловили.
Чиновник нетерпеливо кивнул, давая понять, что все понял.
- Все, все хватит этих славословий. Понял я. Сначала водочки пару шкаликов принеси для аппетита и какой-нибудь закуски – грибов, огурчиков. После солянки, а там посмотрим…
Махнув прилизанными волосами, парень тут же умчался. Кудагин же откинулся на спинку стула и задумался о том, что и привело его в этот медвежий угол.
- Непрост орешек, очень не прост… Хрен раскусишь. Прямо слово, кантовский ноумен[1]… Вещь в себе… Кто же ты такой, Рафаэль Мирский? Что прячешь?
Именно барон Мирский, гимназист Санкт-Петербургской императорской гимназии, и был целью Кулагина, чиновника по особым поручениям. Около месяца назад глава Канцелярии Его Императорского величества поручил ему провести розыскные изыскания в отношении этого юноши. Нужно было «копать» так далеко, как только возможно.
Признаться, его тогда немало удивило это поручение. Ведь, чиновник по особым поручениям был штучным товаром и привлекался тогда, когда возникающие обстоятельства грозили интересам императорской фамилии. А чем мог грозить Его Императорскому величеству этот самый подросток, никак не было понятно. Еще более странным стало казаться поручение со временем, когда Кулагин чуть во всем разобрался.
- Прямо святой, чего уж скрывать…
Мужчина поднял запотевший шкалик и одним махом опрокинул его в рот. Крякнув, туда же отправил ломтик соленого огурчика.
- Не знаю, что и думать…
Рафаэль, если и не был святым, то очень не далеко от него ушел. Выросший в приюте без отца и матери, парнишка не скурвился, не испоганился, как многие до него. Все вытерпел, все перенес: и плохое, и хорошее. Из приюта выбрался, комнату снял, своими же руками кормился. Младшую сестренку не бросил, заботился, как некоторые отца и матери не заботятся.
- Да уж, редко все это в таком возрасте встретишь… Приютские все больше шантрапой вырастают. Никак в жизни устроиться не могут, а этот смог, - Кулагин покачал головой. – Да не просто устроился, а прямо как сыр в масле катается.
Что тут говорить, этот пацан все больше и больше нравился ему. Настоящим мужчиной растет. Упертый, крепкий, такого не стыдно и в юнкерское училище рекомендовать.
- К тому же обласкан высокими особами, пожалован медалью и похвальными грамотами.
Его героическое поведение, вообще, стояло особняком и не могло не вызвать восхищения. Просто удивительно, как ему удалось такое: вынес из горящей больницы десяток больниц, спас от сумасшедшего аристократа дочь главы отдельного жандармского корпуса.
- Вот только…
Но, чего уж тут скрывать, было во всем этом деле одно обстоятельство, которое чиновнику все же не давало покоя. Почему-то всегда вокруг Мирского крутился один странный человек, которого в приличных домах и на порог бы не пустили. Этот уличный бандит был словно веревкой привязан к парню, что не могло не настораживать. Что, в конце концов, между ними было общего?
- Барин, еще водочки? – у стола возник половой, показывая на опустевший графин. – У нас она сладкая. Ни в каких столицах больше такую не встретите, - трактирный малый едва не причмокивал при этом. Видать тоже выпить был не дурак. – Позволите?
Кулагин качнул головой. Ему хватило и этого.
- Горячее неси.
Горячительное от мыслей не избавило. Лишь чуть притушила. Мыслей по поводу этого парнишки по-прежнему было много, самых разных, простых и не очень. Казалось, думать - не передумать. Но, едва на столе перед ним появилась крутобокая тарелка с солянкой, пышущей жаром и пряным ароматом, как у него разом всё мысли из головы выбило. Не до них стало.