Реджинальд Квинт взялся за дело основательно. Для начала он быстро обошел все помещение, сверив по биркам ассортимент. Чуть дольше внимание его задержалось на деревянном ящике с бутылками, обернутыми в фольгу. Номер на бирке этого ящика был тем самым, что чиновник отметил ногтем в документах. Едва удостоверившись в этом, он поспешно перешел к следующему грузу и приподнял край брезентового чехла.
— Так. Это что?
Под брезентом обнаружилась клетка из тонких проволочных прутьев, и сразу что-то живое завозилось там, в темноте.
— Изволите видеть, ваше степенство. Куры, — доложил Щетинин. — Пятнадцать несушек и при них, извиняюсь, кочет. Не для продажи это, для себя. Дача у меня в Мытищах, в восемьсот тридцать пятом году. Будете в тех краях, непременно милости прошу на чаек…
— Прививки сделаны? — сухо оборвал его Квинт.
— Точно так!
— А справка?
— Имеется и справка. Приложена к накладной.
— Предъявите.
— Так ведь, ваше степенство! Куры-то местные, узловые! Чего в них может быть? — Щетинину ужасно не хотелось идти рыться в бумагах в поисках этой никчемной справки. Сроду на досмотрах ничего такого не требовали…
Однако Реджинальд Квинт смерил его ледяным взглядом и произнес только:
— Выкручиваетесь?
Родион испугался. В тихом вопросе таможенника он уловил вовсе не вопросительные интонации. Было там обещание разобрать по винтику несчастного «Старца Елизария» в случае малейшего сопротивления проведению досмотра.
— Ни боже мой! — простонал Родион. — Предоставлю сию минуту. Сей миг!
Он опрометью бросился вон из грузового отсека. Таможенник следил за ним с сонным видом. Однако, едва шаги капитана затихли на лестнице, Реджинальд Квинт ожил. Он поспешно вернулся к ящику с бутылками и, с трудом оторвав его от пола, потащил к люку авторазгрузчика. Ящик цеплялся в узком проходе за каждый угол, Квинт тихо, но безобразно ругался. Наконец, он достиг цели, поместил ящик в кабину лифта и нажал кнопку. Кабина вместе с грузом бесшумно канула вниз.
Вернувшийся вскоре капитан застал таможенного чиновника все в том же полусонном состоянии у клетки с курами.
— Вот. Извольте удостовериться!
В правой руке Щетинин держал справку, а левую робко прятал за спиной.
— Давайте! — сурово произнес Квинт.
Родион протянул было ему справку, но таможенник так скривился, что капитан сразу все понял и подал то, что было в левой руке.
— Безделица, — смущенно пробормотал он ненужные уже, но, видимо, заранее приготовленные слова. — Сувенир. Не побрезгуйте принять…
Квинт повертел в руках отливающий металлом цилиндрик, и глаза его, дотоле сонные, вдруг полезли из орбит. Приблизив цилиндрик к самому носу Щетинина, он свистящим шепотом спросил:
— Это что?!
Родион обмер.
"Не угодил! " — пронеслось в голове.
— Так ведь, ваше степенство… Как же… — начал он, плохо уже соображая. — Господь с вами… да я…
— Что это, я спрашиваю?! — заорал таможенник.
Родион и хотел, и боялся перекреститься.
— Фи… фи… фиксатор, — едва пролепетал он.
— Фиксатор! — лязгнул Квинт. — Так. Для чего?
— Для вас… для вашего степенства… А! — Родион, наконец, сообразил. — Это для запечатления. Навроде фотокарточки. Вот, дозвольте продемонстрировать.
Он вытянул на середину прохода небольшой бочонок с великопоповицким пивом и обрызгал его со всех сторон жидкостью из цилиндрика. В воздухе распространился слабый аромат не то уксуса, не то аммиака. Реджинальд Квинт поморщился.
— Готово! — сказал Родион и взял бочонок в руки.
Квинт вытаращил глаза. Бочонков стало два! Один из них капитан держал в руках, а другой стоял на прежнем месте — на полу, посреди прохода.
— Фантом, — пояснил Щетинин и провел ногой сквозь бочонок, стоящий на полу. — Сиречь, отпечаток натуры. На память, или для приятности созерцания… Правда, со временем бледнеет, конешно. Особенно на ветру.
Он вернул цилиндрик Квинту и, заглядывая ему в глаза, продолжал:
— Есть такая зверуха в среднем Параллелье — называется, с вашего позволения, меражинский нюшок. Вот это самочки у них и приноровились — фиксатором потеть. Чуть где хищника почуют, сразу ему раз — копию персоны своей отпечатают и бежать. Пока это он подкрадывается, да затаивается! А вот самцы, мужики, стало быть, они наоборот, по этим отпечаткам идут, как по следам — нюхом. И никогда свою подругу с чужой бабой не спутают, потому — запах у каждой особенный. А чуют самцы тот запах верст за триста!.. Гм, да. Ну, миражинцы — народ ушлый, придумали из этой зверухи ерозоль гнать, для сохранения всяких образов…