Во вторник утром, подкрашивая губы, она заметила, что в тюбике осталось совсем мало ее любимой помады — самое большее на день, — и решила, что пора пополнить запасы косметики. Она пользовалась помадой одного и того же цвета уже многие годы: и тогда, когда Лэз впервые поцеловал ее, и тогда, когда он сделал ей предложение, и тогда, когда они поженились. Обычно она покупала косметику в наборах, чтобы избежать испытующих взглядов косметологов в универмагах; она чувствовала, что они смотрят на нее так, словно она, несведущая бедняжка, даже представления не имеет о том, как применять крем под пудру, пользоваться карандашом для глаз или самостоятельно наложить маску.
Когда Грейс поступила в колледж, ее мать устроилась работать на неполный день в отдел «Эсти Лаудер» в «Бонвите», чтобы заполнить пустоту в своей жизни или, как она это называла, «свое опустевшее гнездо», хотя Грейс жила дома и каждый день ездила по сезонному билету в Бернард. Известная любительница сюрпризов, мать взяла обыкновение неожиданно появляться в комнате Грейс с губками и тампонами, каждый раз вызывая у дочери ассоциацию с хищной птицей, стремительно пикирующей с добычей в виде десятифунтовой косметички. Все дело в том, учила она, чтобы знать, что и как применяется, и иметь под рукой необходимые материалы; искусство придавать себе иной облик нуждается в практике. Мать не столько учила Грейс замечать недостатки своей внешности, сколько совершенствовала технику нанесения макияжа.
Середина ноября была почти что пиком торгового сезона. Едва Грейс вступила в суматошный мир «Блумингдейла», где ее мать некогда заложила основу своих самых нерушимых мифов, как словно вновь перенеслась в детство, со всеми его видами и оттенками неуверенности. Она редко заходила в универмаги, всегда чувствуя, что теряется в шарканье тысяч ног без предводительства закаленного в боях покупателя, каким была ее мать, уверенно штурмовавшая торговые ряды. Первый этаж с его блестящим, выложенным черной и белой плиткой полом был священным полем боя для Полетт — местом, где она преображалась, где в нее вселялась надежда на возможность искупить прежние промахи в каждом последующем отделе. Сразу же за вращающимися дверями, где благоухания, источаемые покупателями и продавцами, спорили за обладание воздушным пространством, все становилось возможным. И на любой спрос всегда находилось соответствующее предложение.
Пока Грейс стояла перед блистающим белизной прилавком оздоровительного отдела, слушая, как косметолог — с накрашенными шоколадной помадой губами, в белом халате — объясняет, что у них больше нет в продаже нужного Грейс оттенка, в уме ее рисовалась гнетуще-мрачная картина, что на свете не существует ни идеальных мужей, ни идеальной помады, разве что в памяти — вроде той помады «бон-бель», которую они с Хлоей заказывали по почте в седьмом классе. Идеальная помада на любой момент — это как та Гераклитова река, в которую нельзя вступить дважды.
Разочарование, пережитое в косметическом отделе, оказалось куда более тяжким, чем надеялась Грейс. Когда она шла по Лексингтон-авеню, ее охватило что-то вроде паники, поэтому она решила взять такси и направиться прямиком домой.
Включив телевизор, она перешла на канал Си-эн-эн. В тот момент, когда она ставила чайник, послышался голос диктора, произносящего заголовок, привлекший ее внимание, и она перешла в гостиную. Противостояние в Косове — правда или вымысел? Бубнящий голос журналиста звучал как навязчивое гудение флюоресцентной лампы. «Журналистский отчет о его душераздирающих переживаниях в концентрационном лагере для мусульман нуждается в проверке, так как появляются все новые и новые свидетельства, опровергающие…»
Грейс услышала название книги Лэза и снова потянулась за пультом дистанционного управления. Лэз всегда говорил, что найдутся люди, которые захотят дискредитировать его. Но теперь, сосредоточенная на своей собственной милосердной миссии самосохранения, вызванной его исчезновением, Грейс не могла позволить себе отвлекаться на страдания Лэза, которые он причинял себе сам, или наоборот. Ей не хотелось жалеть его. Чтобы придать звучание его отсутствию, оценить их брак и свое место в нем, она сочла необходимым сохранять выверенную позицию, добиваясь предельно четкого изображения. Она будет переключать новости и избегать газет. Проблемы Лэза могли вызвать скандал национального масштаба, но в ее доме все останется как было, включая репутацию Лэза.