— Мы выбрались на полуночный пробег, а потом собирались отпраздновать нашу помолвку. Адриан только что сделал мне предложение. Это настоящая помолвка. — Пенелопа взяла жениха за руку и вывела из круга фонарного света. — Вы должны к нам присоединиться.
Теперь Грейс могла различить его черты и, увидев под черной шапочкой те же легкие, воздушные волосы, что однажды блеснули перед ней в «Розовой чашке», поняла, что мужчина, стоящий рука об руку с Пенелопой, несомненно, не кто иной как мистер Дубровски, частный сыщик. Грейс колебалась, что будет умнее: небрежно пожелать счастливого Нового года и поскорее уйти или предупредить подругу, что ее жених — крепкий орешек. Она все еще перебирала в уме варианты, когда мистер Дубровски протянул ей руку. Грейс инстинктивно вздрогнула.
— Миссис Брукмен, — сказал он с легким поклоном, — я ваш вечный должник. — Едва он заговорил, Грейс уловила в его голосе нотки Мориса Шевалье; в воздухе бодряще пахнуло лосьоном. Пенелопа млела. Грейс мигом почувствовала себя обезоруженной и заняла еще более оборонительную позицию. Она отвела Пенелопу в сторонку.
— Вы знаете, кто это? — шепотом спросила Грейс.
— Разумеется, да. Он мне все рассказал.
— Позвольте мне, Пенелопа, — вмешался мистер Дубровски, легонько шлепнув ее по руке. — Могу я называть вас Грейс? — спросил он. Грейс ничего не ответила. В целом ситуация представлялась смехотворной, даже при не очень строгих нормах ее отношения к жизни, но она не уходила, надеясь, что каким-нибудь образом все встанет на свои места. — Должен извиниться, что обманул вас, — продолжал мистер Дубровски. Когда мать Гриффина, Меррин, позвонила мне и попросила найти мистера Брукмена, я и представить себе не мог, какой запутанной станет ситуация. Если я причинил вам какой-нибудь вред, то мне жаль, и я постараюсь исправить его. Но встреча с вами действительно перевернула мою жизнь. Если бы не вы, я никогда не нашел бы свою Пенелопу.
— О, Адриан, — сказала Пенелопа, тычась носом в его шею. Грейс чуть не чихнула — ей было так знакомо это щекочущее ощущение в носу, когда все кажется правильным. Она вообразила картину, как будущей весной они втроем прогуливаются возле водохранилища, восторгаясь цветущими вишнями. Даже Гриффин и Кейн, Хлоя и Пит встали у нее перед глазами, будто японский веер развернулся во всем великолепии павлиньего хвоста.
— Ваша книга у меня, — сказала Грейс мистеру Дубровски.
— Теперь она мне не нужна, — ответил он, беря Пенелопу за руку, и они пошли дальше по тропинке.
Когда Грейс вошла в дом, то поняла, что что-то неладно. Хосе разводил людей по лестницам, и аварийные пожарные двери были распахнуты настежь. Вместо обычных светильников под потолком вдоль коридора стояли фонари.
— С Новым годом, миссис Брукмен, — сказал Хосе, появляясь в вестибюле.
— Спасибо, Хосе. Тебя также. Почему такая темь?
— Когда отключили лифты, во всем доме погас свет. Генератор стоит на таймере. Включится в половине первого, в час. Ну и ночка! А жильцы из десятой квартиры хотели устроить караоке.
Грейс поднялась по лестнице до своей квартиры. На каждой площадке стоял фонарь, и она заметила, как ее тень становится длиннее с каждым шагом.
Открыв дверь, она прошла на кухню. На столе, перед местом, где обычно сидел Лэз, лежали сложенная салфетка и нож, полупустой стакан воды стоял на буфете. Должно быть, она по рассеянности поставила его туда. От старых привычек, поняла она, отделаться нелегко. Она могла притворяться даже во сне. Открыв вспомогательную кладовку, она достала фонарик, что было излишним, так как после реорганизации, произведенной Марисоль, свет стал вовсе не нужен. Грейс могла найти все что угодно даже с закрытыми глазами.
Вдалеке послышались хлопки фейерверков. Грейс подошла к окну и стала смотреть на размытое пиротехническое действо. В Нью-Йорке звонили все, большие и малые, колокола — Пенелопа и Адриан наверняка поднимали тост на финишной черте; ее родители за чашкой грога с пониженным содержанием холестерина спорили с Шугарменами о том, сколько они должны за шоколадный мусс Франсин; где-нибудь праздновал и Лэз, пусть даже и под чужим именем. Сегодня вечером они с Лэзом должны были быть в Линкольн-центре. Лэз в своем ежедневнике записал: «Контакт». Грейс всегда хотелось посмотреть эту пьесу.
Хотя было еще не поздно, она чувствовала, что силы ее на пределе. Она сбросила пальто и одежду на пол спальни. Потом рухнула в кровать.