— Замечательная начинка, Полетт, — сказала Франсин, зачерпывая ложкой соус.
— Спасибо. В этом году я использовала мацу вместо хлебных крошек.
Индейка и начинка вместе с клюквенной приправой Грейс были единственными продуктами, не принесенными в контейнерах Франсин.
— Большая разница, — согласилась Франсин. Грейс встала из-за стола налить воды в графин.
— По-моему, ты немножко располнела, Грейс, — сказал Берт. — В талии.
— Берт! — оборвала его Франсин. — Я знала, что тебе не следует пить второй кампари. Грейс просто перышко! Гибкая, как березка.
Грейс вернулась и поставила графин на стол. Брюки на ней так и не растянулись. Две порции начинки, которые, строго говоря, нельзя было назвать вегетарианской кухней, и щедрая порция сладкой картошки не спасли ситуацию. Соевые хлебцы, припасенные для нее матерью, не вызывали у Грейс ни малейшего аппетита. Она извинилась, сказав, что ей нужно проверить свои сообщения. На самом деле ей нужно было просто прилечь. Виной тому был не столько стресс, вызванный необходимостью притворяться перед всеми, сколько то, что, сидя за столом, она почувствовала, как у нее прекращается кровообращение.
Она прошла в свою детскую спальню и закрыла дверь. Все в комнате — от зелено-розовых в клетку занавесок и постельного покрывала до травянисто-зеленого коврика и розового потолка — осталось неизменным. На стенах висели репродукции Питера Макса и Дега. Даже розовый махровый халат на медном крючке рядом с дверью был на месте, словно Грейс забежала домой перекусить после школьной волейбольной тренировки.
Грейс посмотрела на себя в зеркало. Повернувшись боком, она несколько раз вдохнула и подобрала живот. Берт был прав, брюки не заслуживали лестных слов. Действительно обнаруживалось потрясающее сходство между ней и праздничной индейкой, стянутой-перетянутой и вот-вот готовой лопнуть.
Пока она стояла перед зеркалом, у нее промелькнуло воспоминание: на Лэзе был розовый махровый халат, когда он впервые встретился с ее родителями. Грейс с Лэзом шли через парк по дороге в «Метрополитен», и их застиг внезапный ливень. Грейс предложила зайти посушиться к ее родителям, дом которых был всего в нескольких кварталах от музея.
Когда они пришли, дома никого не было, и Грейс с Лэзом, вытираясь, забрызгали весь пол. Грейс сунула их вещи в сушилку и надела узкие джинсы и бейсболку, висевшие в ее кладовке. Лэзу был предложен халат. Грейс сдавленно хихикала, он же, казалось, чувствовал себя вполне комфортно, увиваясь за ней, как жигало.
Через несколько минут они услышали доносившиеся из передней звуки. Лэз быстренько затянул на халате кушак, Грейс поправила джинсы, и они оба вышли поздороваться с родителями.
— Рад наконец познакомиться, Лэз, — сказал отец, пожимая руку Лэзу и явно не придавая значения тому факту, что на новом приятеле его дочери надета женская одежда. — На улице льет как из ведра.
Мать слегка толкнула Грейс локтем и шепнула: «Мне он нравится. Мы его не отпустим. И ноги красивые», — и вышла сварить кофе, который они пили потом на застекленной лоджии, глядя на дождь.
Грейс села на кровать. Это была белая койка с двумя выдвижными ящиками внизу. Грейс не заглядывала в них уже много лет. В ящиках хранилась часть ее жизни, которую она называла «до-лэзовской», но про которую на самом деле думала как о жизни «до-Грейс». Что бы ни лежало в ящиках, все теперь обветшало и казалось чужим.
Грейс распустила ремень на брюках и откинулась на валик. На самом деле ей никогда не нравилась ее комната, но, глядя на розовый потолок и редкий снег, реющий за окном, прислушиваясь к звону тарелок, серебряных ножей и вилок, доносившемуся из столовой, она захотела остаться здесь навсегда.
— Кто хочет выпить муската за Лэза? — услышала Грейс голос отца.
Она вернулась к гостям и села к столу.
— Выпьешь? — отец протянул Грейс узкий высокий бокал, налитый почти до краев.
— Нет, спасибо, — ответила Грейс.
— А как насчет чашечки эспрессо? — Отец недавно купил роскошную кофеварку. Она отрицательно покачала головой. — Что-нибудь слышно о Лэзе? — спросил отец.
— Говорит, вернется к полуночи.
— Рад слышать, — сказал отец. — Передай, что мы без него скучали.
— Пирога? — предложила мать, подвигая к Грейс блюдо с ореховым пирогом, как будто принимала участие в шоу «Хлопотливые хозяйки». Грейс взглянула на покрытые карамелью пекановые орехи и озерцо темного сиропа посередине. Обычно она не могла устоять. Берт накладывал себе на тарелку ломтики ананаса и дыни.