— Хорошая девочка, — произнес он, вручая ей карабин. На миг его пальцы коснулись ее ладони. Затем, сделав быстрый вдох, он шагнул в сторону окна и опять прислушался. Она последовала за ним.
— Теперь значительно ближе, — заметил он. — Слышишь?
Они вновь прислушались. Барабаны звучали громче, глухо, зловеще, торопливой дробью, точно отголосок сердца под черепом больного лихорадкой. Смятенный и гневный гул, какой мог бы издавать пчелиный рой, летя по ветру.
— Может, пронесет? — прошептала Беатрис.
Стерн взглянул на нее с непроницаемым лицом, полным суровости и решимости. Губы его шевельнулись, но с них не сорвалось ни звука. Затем совершенно внезапно он испустил безрадостный смех. Он ярко и отчетливо вспомнил кремневый наконечник копья и обглоданную кость, расколотую так, чтобы добраться до мозга, изобилующую следами дикарских зубов. И по его позвоночнику пополз неприятный холодок. Он ощутил покалывание у загривка, волосы там явно встали дыбом. Непроизвольно он потянулся к своему револьверу.
— Итак, — насмешливо заявил он себе, — это нас все-таки настигло? И все мои оценки мира как начисто опустошенного никуда не годятся? Ну что же, это интересно. О, вот оно нагрянуло, так дружно, так обильно и так скоро.
Но Беатрис прервала мрачные мысли своего спутника, стоявшего и напряженно вглядывавшегося во тьму.
— Как великолепно! Как восхитительно! — вскричала она. — Подумать только, мы вот-вот опять увидим людей! Можете себе такое вообразить?
— Едва ли.
— Как? В чем дело? Вы говорите… как если бы это не было спасением!
— Я не это имел в виду. Просто… Полагаю, меня ошеломила неожиданность.
— Ну же! Дадим им знак огнем с вершины башни. Я помогу нести топливо. Или поспешим вниз им навстречу!
Крайне возбужденная, она опять вскочила на ноги и в пылком нетерпении вцепилась в руку инженера.
— Идемте. Идемте немедленно. Сейчас же.
Но он удержал ее.
— Неужели вы и впрямь думаете, что это было бы благоразумно? — спросил он. — Не лучше ли выждать?
— Но почему?
— А вы не понимаете? Мы… видите ли, я не знаю, как объяснить.
— Но они пришли, чтобы спасти нас, разве вы не видите? Каким-то образом и где-то они поймали наш сигнал. А мы станем ждать, и, возможно, они нас просто-напросто потеряют!
— Разумеется нет. Но сперва мы… нам нужно удостовериться, что все в порядке, сами понимаете. Что они и впрямь цивилизованные.
— Но так и должно быть, раз они поймали радиосообщение.
— О, так вы из этого исходите? Это лишь зыбкое предположение. Оно не доказано. Нет, нам не стоит торопиться ввязываться в игру. Надо ждать. Ждать и наблюдать. И хранить спокойствие.
Он пытался говорить твердо и бесстрастно, но чуткие уши Беатрис уловили тревогу в его голосе. С минуту Беатрис хранила молчание. А тем временем дрожащие огоньки плыли вперед и вперед медленно, но верно, точно огромная стая светлячков в ночи.
— Почему вы не возьмете телескоп? — спросила Беатрис наконец.
— Бесполезно. Это не прибор ночного видения. Через него мне их не разглядеть.
— Но так или иначе эти огоньки означают, что идут люди?
— Естественно. Но пока мы не узнаем, каковы они, лучше оставаться здесь. Я охотно поприветствую гостя, если он пришел с миром. А если нет, то для него приготовлены порох и пули, кипяток, камни и все прочее!
Она уставилась на инженера, переваривая его слова.
— Вы… уж не имеете ли вы в виду, — с запинкой произнесла она, — что это могут быть дикари?
Он вздрогнул.
— С чего вы так подумали? — спросил он, ища, как бы избавить ее от ненужной тревоги. Она сосредоточилась на своих мыслях. Огненные точки, подобно могучему течению Млечного Пути, медленно приближались по манхэттенскому берегу.
— Скажите мне, они дикари?
— Откуда я знаю?
— Достаточно легко понять, что у вас есть об этом свое мнение. Вы считаете их дикарями, не правда ли?
— Я думаю, что это весьма возможно.
— И если так… что тогда?
— Что тогда? Ну, если они только не милы и не кротки, этот старый город ждет жаркое время, вот и все. И кому-то сделают больно. Хорошо бы, чтобы не нам.
Больше Беатрис не спрашивала ни о чем минуты две. Но инженер чувствовал, как ее пальцы вцепились ему в руку.
— Я буду с вами до конца, — прошептала она.
Новое глубокое молчание. Ночной ветер стал играть с ее волосами и донес до его ноздрей теплый аромат женственности. Стерн глубоко вдохнул. Некоего рода головокружение, вроде того, что вызывает бокал вина натощак, накатило на него. Зов женственности манил его, но он стряхнул с себя его чары. И, наблюдая за ползущими огоньками, Стерн заговорил, больше для того, чтобы не думать слишком много: