— Нет, пожалуй, больше, — ответил Стерн. — Но отложим пока вопрос о времени. Мы не можем решить его сейчас. Не можем решить и другие вопросы. Например, насчет Европы и Азии и остального мира. Что с Лондоном, Парижем, Берлином, Римом и всеми прочими городами, с другими странами, все ли их постигла та же участь, мы просто не знаем. Все, что у нас есть, это чувство высокой вероятности, что жизнь, точнее, человеческая жизнь, угасла повсюду, не считая нас в этой комнате. Иначе, не кажется ли вам, люди нашли бы дорогу обратно и вернулись бы в Нью-Йорк, где все их несметные сокровища, похоже, сгинули, и… — Он резко умолк. Вновь где-то вдалеке послышался слабый, отраженный эхом рев. Что это? Где-нибудь обрушилась стена? Голодный зверь почуял добычу? Никаких догадок. Но Стерн улыбнулся.
— Полагаю, — заметил он, — ружья будут первым, что я стану искать. Теперь можно хорошо поохотиться внизу, в джунглях на Пятой авеню или на Бродвее. Вы умеете стрелять? Нет? Что же, я вас быстро научу. Нам обоим теперь понадобится много чему учиться. Бесконечно многому.
Он поднялся со своего места на полу, прошел к окну и стоял с минуту, вглядываясь во мрак. Затем внезапно обернулся.
— Да что со мной такое? — воскликнул он с раздражением. — Какое я имею право стоять здесь и рассуждать, если меня ждет столько работы? Нужно немедленно ею заняться. Сейчас же. Так или иначе, я должен найти пищу, одежду, инструменты, оружие. Уйму всякой всячины. И прежде всего воду. А я тут о прошлом гадаю, ну что я за болван.
— Вы… вы не бросите здесь меня одну? Ночью? — с запинкой спросила она.
Стерн словно не слышал ее — так сильно захватило его желание действовать. Он начал расхаживать туда-сюда, оступаясь и спотыкаясь о всякий хлам, весьма примечательный персонаж в своих лохмотьях и с гривой и бородой патриарха, смутно видимый в слабом свете, все еще проникавшем в окно.
— Среди всех этих развалин внизу, — сказал он наполовину себе самому, — в этих обширных скоплениях руин, которые когда-то назывались Нью-Йорком, несомненно, достаточно всяких полезных вещей должно оставаться нетронутыми для наших нехитрых нужд. Достаточно, пока мы не попадем за город, на простор, и сможем сами выращивать там пищу!
— Не уходите, — взмолилась Беатрис. Она тоже встала и протянула к нему руки. — Не уходите, пожалуйста. Мы можем как-нибудь перебиться до утра. Я, по крайней мере.
— Нет, нет, ничего подобного. Внизу в магазинах и на улицах я вполне могу кое-что найти. Кто знает.
— Но вы безоружны. А на улицах, там, в лесу… чего доброго…
— Слушайте! — внезапно велел он. — Сейчас не время колебаться или проявлять слабость. Я знаю, вы сможете вынести свою долю всего, что нам придется перенести, одолеть или совершить. Так или иначе, я должен позаботиться о вашем благополучии. Пища и питье нужны немедленно. У меня свои правила. С чего вы решили, что я позволю вам, даже в течение ночи, испытывать голод и жажду, спать на цементе и все такое? Если так, вы ошибаетесь. Нет, вы должны дать мне час или два. За это время я что-то сделаю для начала.
— Целый час?
— Скорее, два, это реальнее. Обещаю обернуться в течение этого срока.
— Но, — и ее голос слегка задрожал, — но что, если волк или медведь…
— О, я не настолько безрассуден, — возразил он. — И не собираюсь высовываться на улицу до утра. Моей мыслью было попытаться найти что-нибудь существенное прямо в этом здании. Оно само по себе город. Или было им. Конторы, склады, магазины — все прямо здесь, в одном месте. Вероятно, у меня не много времени отнимет спуститься и поискать что-нибудь для вас. Теперь, когда отступили первое потрясение и изумление, мы не можем продолжать в том же духе, знаете ли. Гм. Одетые, как бы сказать, в столь исключительно примитивные наряды!
Она молча поглядела на его неясный силуэт в сумерках. Затем протянула руку.
— Я тоже иду, — бесхитростно заявила она.
— Лучше останьтесь. Здесь безопасней.
— Нет. Я иду.
— Но если там опасно?
— Неважно. Возьмите меня с собой.
Он подошел к ней. Взял ее руку и молча сжал. Так они стояли с мгновение. Затем он решительно произнес:
— Самое первое — это свет.
— Свет? Как вы можете обеспечить свет? В целом мире, поди, и спички не осталось.
— Знаю. Но есть кое-что другое. Вероятно, мои колбы и пробирки для химических опытов не тронуты. Стекло практически неподвластно времени. И, если не ошибаюсь, какая-то стеклянная посуда лежит в этой куче мусора у окна.