– Разве женщина может внезапно разлюбить? – продолжал допытываться Руслан. – Вот так просто, в одну секунду взять и разлюбить? И решить, что больше она своего мужа видеть не хочет. И уйти без объяснений. И наплевать на то, что он волнуется, места себе не находит, самые черные мысли его одолевают. Неужели вы можете так поступать?
– Дружочек, вы, мужчины, можете поступать точно так же. И поступаете подобным образом, между прочим, гораздо чаще, чем женщины. То, что ты описал, – типично мужской стиль поведения. Вспомни, сколько раз ты слышал душераздирающие истории о том, как «он ушел за сигаретами и не вернулся». Но и некоторые женщины так делают, хотя и редко. Давай еще раз позвоним в Кемерово твоей теще, может, Яна все-таки объявилась там, – предложила Ира.
– Не могла она там объявиться, – в голосе Руслана она уловила раздражение, – паспорт здесь остался, ключи от кемеровской квартиры тоже. Как она в самолет сядет без паспорта?
– Всякое бывает, – философски заметила Ирина. – А вдруг она звонила матери? Яна нормальный человек, и даже если она плохая жена, она все равно будет беспокоиться о девочках.
Она протянула ему телефон и почти силой всунула в безвольно лежащую на столе руку. Руслан набрал номер, поговорил с тещей. Нет, дома Яна не объявлялась, не приезжала и не звонила.
– Ее убили, – вдруг пробормотал Руслан, глядя на Иру безумными глазами. – Я чувствую, Янки больше нет в живых… На душе так черно… Господи, что же мне делать!!!
На Щелковском шоссе Настя жила уже много лет, но все равно ее частенько посещало неприятное чувство несвободы, когда она выходила из вагона метропоезда. Станция «Щелковская» – конечная, все пассажиры выходят из вагонов, и в этот момент приходило странное ощущение, будто она, Настя, стоит на платформе не потому, что живет здесь, а единственно потому, что ее выгнали из поезда. Кто-то там, наверху, решил, что поезд дальше не пойдет и пассажирам следует освободить вагоны. Кто-то решил за нее, а не она сама приняла решение. Кто-то не посчитался с тем, что людям надо ехать дальше, и прекратил движение состава. Мысль была глупой и совершенно несправедливой, Настя это отчетливо понимала, но отделаться от нее за многие годы так и не смогла.
Она поднялась по ступеням, вышла на улицу и вытащила из сумки мобильник. Надо найти Юру Короткова, а то она пригласила его временно пожить, а сама уехала и ключей не оставила. Сидит небось на работе, бедняга, голодный, уставший, на часы поглядывает и мечтает о горячем душе, горячем ужине и теплой дружеской компании. В кабинете Короткова телефон не отвечал, и Настя набрала другой номер – Юркиного мобильника.
– Ты где? – спросила она, медленно двигаясь от метро к автобусной остановке.
– Глаза протри, курица, – беззлобно ответил ей Юркин голос. – Или очки надень.
Погруженная в свои мысли, Настя не заметила издевки и послушно полезла в сумку за очками. Открыла на ощупь футляр, водрузила на нос шедевр немецких оптиков.
– Ну, надела. И чего? Я хочу сказать, что минут через двадцать уже буду дома, так что можешь выдвигаться в мою сторону.
– Не через двадцать, а через пять.
– Почему? – непонимающе откликнулась Настя.
– Потому. Балда ты, – коротко бросил Коротков и отключился.
Она недоуменно посмотрела на зажатый в руке телефон, пожала плечами и тут же испуганно шарахнулась в сторону, потому что прямо над ухом завопил автомобильный клаксон.
– Я что, ногами за тобой бегать должен? – раздался совсем рядом голос Короткова. – Садись в машину, слепота ты моя непроглядная.
И только тут Настя с изумлением поняла, что звонила Юре, стоя в метре от его машины.
– А что ты здесь делаешь? – глупо спросила она, усаживаясь рядом с ним на переднее сиденье.
– Тебя жду. Я уже домой к тебе приезжал, смотрю – нету, не открывает никто. Позвонил на трубку, а мне отвечают – мол, абонент временно недоступен. Ну я и понял, что ты в метро трясешься. Оцени, между прочим, мое душевное благородство. Я ведь мог пойти куда-нибудь пожрать, пока ты дома не объявишься. Ан нет, как я есть твой лучший друг, то решил сделать тебе приятное и с шиком домчать от метро до подъезда, а потом разделить с тобой твою скудную холостяцкую трапезу. Ценишь?
– Ценю, – кивнула Настя с улыбкой, – только насчет трапезы ты, пожалуй, обломался. Пирожки кончились, а больше я вчера ничего не готовила. Кстати, тормозни у магазина, купим какой-нибудь еды, а то у меня и в самом деле ничего нет.
– Обижаешь, – Коротков укоризненно покачал головой и сделал вид, что надулся. – Я ж не какой-то там нахлебник, я ж с понятиями. Жилье твое, продукты – мои. Годится?
– Еще как, – Настя весело рассмеялась. – Слушай, Чистякова не будет еще три недели, можешь рассчитывать на мою квартиру, если обещаешь продукты покупать.
– Ага, и готовить заодно.
– Нет, это я сама попробую, – неуверенно сказала Настя.
– Уж конечно, ты попробуешь, – фыркнул Юра. – Я, знаешь, еще пожить хочу, хотя бы пару лет. Я не самоубийца.
– Ах ты, мерзавец! – Настя возмущенно стукнула его кулаком по коленке. – А кто мои пирожки вчера сверетенил? А кто сегодня добавки просил?
– Так это я с голодухи. С голодухи, знаешь ли, и уксус сладким покажется.
– Мерзавец, – повторила Настя ласково. – И к тому же неблагодарный и лицемерный.
Дома выяснилось, что готовить, к счастью, ничего не придется: Коротков вместо продуктов из магазина привез уже готовые к употреблению блюда китайской кухни, которые оставалось лишь разогреть в микроволновой печи.
– Что это? – Настя с подозрением оглядела тонкие пластиковые коробочки, сверху укутанные фольгой. – Пахнет как-то странно.
– Это, подруга, бамбук с грибами моэр, а вот в этой коробке… короче, тоже что-то такое овощное. Сплошные витамины.
– Ты уверен, что это съедобно?
– Спрашиваешь! Китайская кухня, между прочим, во всем мире популярна. Они ж там, в Европах-то и Америках, не полные идиоты, было бы невкусно – они б не ели, – авторитетно пояснил Коротков.
Настя задумчиво понюхала содержимое сначала одной коробки, потом другой, но уверенности ей это не прибавило.
– Слушай, а они там что, в Китае этом, вообще мясо не едят? Только бамбук и вот эти вот… овощи?
– Да ты чего! – возмутился Юра. – Еще как едят. В том киоске, где я это покупал, еще курица была с орехами, свинина в кисло-сладком соусе и говядина какая-то мудреная, якобы нежно-жареная.
– Чего ж ты говядину не взял? Или курицу с орехами? Все-таки понятнее было бы, и привычнее.
Коротков явно смутился.
– Чего не взял, чего не взял, – проворчал он. – Дорого потому что! Взял что подешевле. Но продавец мне клялся, что вкусно, говорил – все берут и хвалят.
– Ладно, – Настя безнадежно вздохнула и засунула коробочки в печь, – будем пробовать. Может, выживем, если повезет.
Еда оказалась на удивление вкусной, хоть и непривычной. Настя и Юра глазом моргнуть не успели, а тарелки уже сияли девственной чистотой, лишенные даже остатков соуса, который оба собрали кусочками белого хлеба.
– Здорово! – одобрительно признала Настя, убирая посуду в раковину. – Если хочешь продолжать у меня ночевать, завтра поедешь и купишь еще чего-нибудь такого же вкусненького. Это далеко отсюда?
– Далеко, на Новослободской.
– Ну вот и съездишь, чего на работе зря сидеть.
– Мать, ты нахалка, – возмутился Коротков. – Я, между прочим, твой начальник. Кто тобой руководить будет, если я за едой буду целыми днями разъезжать?
– Ой, и правда, – Настя испуганно всплеснула руками. – Я забыла совсем, что ты начальник. Прости, родной. Тогда давай я перед тобой отчитаюсь о проделанной работе. Хочешь?
– Хочу, – с отчаянием готового к смерти камикадзе ответил Юра. – Вот сядь и отчитайся, что ты сегодня полезного сделала по убийству водителя в Сокольниках.